Читаем Том 4. Наша Маша. Из записных книжек полностью

«Жила-была курица. У нее были маленькие дитятки. Сколько? Сейчас посчитаю. (Загибает пальцы.) Один… два… три! Они были очень богатые. Они болели, мамочка их лечила, птичьего доктора вызывала, клизму делала, трубку делала. Доктор сказал маме: „Надо деткам горчичники ставить“. Самый маленький птенчик нечаянно простудился. Папа уехал куда-то по делам… в какой-то куриный город. Он уехал подарки покупать маленьким дитяткам своим. Потом дети поправились, а мама и папа уехали опять — отдыхать».

— А с кем же они детей оставили, Маша?

— Они одни — в саду играли.

— Хорошо, Маша, мы с папой тоже уедем и тебя в саду оставим.

— Но я же не курица. Они не боятся одни, а я боюсь.

«Скоро папа и мама приехали, а за ними гости. Свинья приехала, маленькие мишутки приехали, коза приехала, козел, маленькие орляточки, маленькие тигряточки…»

(Продолжение следует.)


Мама (наша мама, а не курица) уехала на рынок, а без ее помощи мне не обойтись, не расшифровать эти беглые заметки…


7.9.60.


(Продолжение)

«У-на, у-на, веселились,У-на, у-на, веселились!..

Елочку поставили, танцуем и танцуем… Верблюд фрукты и конфеты принес, зайчик морковку и капусту, медведь принес шоколад, а котик принес мясо и молочко — в бутылочке… а мясо — в бумажке. И все удивлялись: что он такое принес? Когда они уходили, папа их провожал, а маленького куренка уже укачивали. А гости ушли и промокли. Бегемот нечаянно пришел… Он опоздал прийти… Куренок маленький уже спал. Но папа накормил его все-таки».

— А что он ел, Маша, — бегемот?

— Кажется, кисель, мясо и чай. И лиса нечаянно опоздала.

— А что лиса ела в доме у курицы?

— Она добрая лиса была. Она только петухов ела.

— Как, Маша? Петухов?!! Значит, она и папу съела?

— Ну что ты, мама! Петуха она понюхала, а съела тесто.

— Какое еще тесто?

— На кухне. Честное слово, тесто съела. Потом все гости вернулись и стали есть. Опять все ели, ели… Ничего не оставили, все съели.

. . . . .

Другая сказка. Эту сказку Маша «читает» (будто бы читает):

— Книга называется «Никогда». Никогда не жили петух и курица. Никогда они не дрались. Никогда петух не мучил курочку. И петуха никогда не мучили. Маленьких цыплят тоже никогда не мучили. И никогда не ели кашу. Потом петух стал художником, он рисовал: апельсин, лисичку и своего цыпленка, потом — яблоко, банан и грушу.

Художник рисовал длинное какое-то здание. Забор рисовал, грибы-счастливчики и ягоды…

(Поставленную перед собой «формальную задачу» уже забыла.)

. . . . .

Мама целовала Машу, и Маша сказала:

— Я какая-то обласканная.


8.9.60.


Ходили по грибы. Необыкновенный урожай маслят. В сосновом молоднячке за шоссейной дорогой набрали часа за полтора-два штук двести пятьдесят аппетитных крепеньких грибочков в коричневых клеенчатых шапочках.

Приволокли еще несколько больших хворостин. Вечером топили плиту, варили, жарили и мариновали грибы. Машка получила еще одно удовольствие: чистила грибы. Правда, очень скоро ее погнали спать, но спать она не могла.

— Ты что не спишь?

— Не могу. Я думаю все.

— О чем ты думаешь?

— Как я буду чистить грибы…

. . . . .

— Ой, мама, хорошо, что ты пришла! Погрей мне, пожалуйста, животик. А то у меня обострение.

Слыхала, как говорили: «У нее с горлышком обострение», «У меня с ногой обострение».

. . . . .

Беспокоимся: давно нет писем от бабушки и от тети Ляли.

Сидим дома. За окном беспросветный дождь.

Ходит пастух с маленьким дамским зонтиком. Коровы почему-то все черные.


9.9.60.


Трудно объяснить, почему мы здесь живем, не уезжаем в Питер. И ночью, и днем без передышки льет дождь. Холодно. Вчера вечером тетя Минзамал перебралась из своего бельведера вниз, в столовую. Умываемся в комнатах. Гимнастики уже много дней не делали.

Кашляем и чихаем.

Но живем все-таки, не уезжаем. Главное, что работается мне хорошо. Да и надежда нас не оставляет, что будет еще и на нашем небе солнце.

. . . . .

Утром сидит за столом завтракает. Съела сыр, слизала масло с бутерброда, а хлеб оставила.

— Маша! Кто же так ест?! Разве так хлеб и сыр едят?

Прихожу через минуту. Съела и второй кусок сыра.

— Ты что же это?

И мама:

— Ай! Ай! Разве так едят?

— А я по-грузинскому.

Кто-то в ее присутствии действительно говорил, что в Грузии едят сыр куском, заедая его хлебом.


10.9.60. Суббота.


Вчера весь день просидели дома. Только папа под вечер вышел во двор нарубить дров.

Вечером занимались с Машей азбукой, складывали из черных вырезных букв слова.

. . . . .

Мама читала Машке рассказ Куприна, напечатанный в «Огоньке». Там речь идет о петухе, которого загрызли соседские собаки. Маша слушала внимательно, потом перебила маму и говорит:

— Нет, ты неправильно прочла этот рассказ.

— Как неправильно?

— Я его не так поняла.

— А как ты поняла?

— Я поняла по-обыкновенному. Просто петух убежал, и его спасли хорошие собаки.

. . . . .

Как-то на этих днях мама спрашивает:

— Машенька, у тебя что-нибудь болит?

— Да, болит.

— Что же у тебя болит?

— Головка болит. Потом ручки, животик, ушко…

— Ах, вот как! Ушко болит?!

Перейти на страницу:

Все книги серии Пантелеев А. Собрание сочинений в четырех томах

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Лекарь Черной души (СИ)
Лекарь Черной души (СИ)

Проснулась я от звука шагов поблизости. Шаги троих человек. Открылась дверь в соседнюю камеру. Я услышала какие-то разговоры, прислушиваться не стала, незачем. Место, где меня держали, насквозь было пропитано запахом сырости, табака и грязи. Трудно ожидать, чего-то другого от тюрьмы. Камера, конечно не очень, но жить можно. - А здесь кто? - послышался голос, за дверью моего пристанища. - Не стоит заходить туда, там оборотень, недавно он набросился на одного из стражников у ворот столицы! - сказал другой. И ничего я на него не набрасывалась, просто пообещала, что если он меня не пропустит, я скормлю его язык волкам. А без языка, это был бы идеальный мужчина. Между тем, дверь моей камеры с грохотом отворилась, и вошли двое. Незваных гостей я встречала в лежачем положении, нет нужды вскакивать, перед каждым встречным мужиком.

Анна Лебедева

Проза / Современная проза