Том 4. Наша Маша. Из записных книжек

— Сейчас будет цирк! Буду тигра в рот совать… Буду кормить. Буду мясо давать. Не бойтесь, не бойтесь!

Обращается ко мне:

— Испугайся! Папсинька, раскинь вот так руки и «ох» вот так!

. . . . .

На днях в Зоопарке. Семейство жирафов в двух загонах-клетках. В одном — самец, в другом самка и жирафенок.

Машка про жирафа-отца:

— Как ты, папа! Да? В другой комнате.

. . . . .

Вчера была в Русском музее на выставке ленинградских художников.

Смотрела с удовольствием.

— Папочка, запиши! Запиши вот эту!

Кое в чем наши вкусы совпали.

30.9.61.

Дочитали «Часы». Слушала до конца хорошо.

Но не все еще держит ее память. То и дело перебивает меня, задает вопросы.

— Это кто? Петька?

— Какой Петька? Это же о Пятакове речь идет!

Не сердиться надо, а писать понятнее!..

. . . . .

Прибегает к маме.

— Мама, загадка!

— Что такое?

— Угадай, что такое «грузинская чепуха»?

— Не знаю.

— Наш обед!

В этом нет никакой дерзости и ни малейшей попытки унизить кулинарные способности мамы или бабушки. Третьего дня и вчера у нас на обед был грузинский суп чихиртма. Вот эта чихиртма (которую, кстати сказать, Машка очень любит) и превратилась в чепуху.

. . . . .

Нашел старую заметку. Летом в Дубулти стоит в саду под балконом и скандирует:

Ма-моч-ка!
Ско-ро ли
Мы пой-дем
На мо-ри?!

И так каждое утро.

2.10.61.

Вчера весь день провела без меня. Гуляла с мамой и с Толей. С Толей, говорят, ссорилась из-за велосипеда. «Я, я!» — «Нет, я!»

На моих же глазах, то есть в моем присутствии, была с Толей нежна.

Вечером я показывал «кино»: «Снегурочку», «Трех медведей» и «Упрямого котенка». Машка сидела на одной скамеечке с Толей, держала его за талию.

А он все рвался от нее, оглядывался, ему интересно было посмотреть, что я делаю с аппаратом и как это кино получается.

Утром они с Машей играли в школу, писали цифры. Вечером повторили эту игру у меня. Учителем на этот раз был я.

Толя, кажется, впервые попал в мою комнату. Оглядел со страхом и уважением мой большой книжный шкаф и спрашивает:

— Алексей Иванович, это вы все эти книги написали?

— Нет, это не я написал.

— А что? Это все еще надо вам написать?

По-видимому, решил, что это одни переплеты стоят, а я должен заполнить их — стихами, сказками, рассказами и арифметическими задачами.

. . . . .

Сегодня оба проспали. Машке — той ничего, а Толя опоздал в интернат. Узнав, что опаздывает, плакал.

. . . . .

Все еще стоит бабье лето. За открытым окном — солнце, голубое небо.

Мама и Маша собираются к Мариинскому театру — заказывать Маше стельки для ее плоскостопиков.

. . . . .

Все чаще: «А помнишь?» или: «А помнишь, когда я была маленькая?»

Сегодня за завтраком:

— Помните, когда я была маленькая, у нас скатерть загорела?

— Не загорела, а прожгли, наверно, скатерть, Маша?

— Да. Прожгли. Вот такая дырка была! Помните?

Помним. И нисколько это нас не радует. А для нее это счастливые воспоминания детства.

. . . . .

Но и о будущем тоже думает.

В планы ее входит — быть одновременно: медицинской сестрой, балериной, художницей и учительницей.

Сегодня видела, как наш Кисо вышел за окно на железный карниз.

— Он не убежит? Не упадет?

И сразу же:

— А помнишь, как наш кот убежал и у какой-то балерины нашли его?!

— Помню. Это ты нашла его.

Задумалась, ушла в себя. Говорит с улыбкой:

— Папа, а? А вдруг я тоже буду балериной и вдруг ко мне тоже чужой кот придет?!

Мерещится целая заманчивая картина.

3.10.61.

Учим ее быть доброй, вежливой, отзывчивой, помогать людям. Осуждаем жадность и скупость. И плоды воспитания зреют, так сказать, на глазах.

Но вот Машка приходит в сад, на детскую площадку. Там — железная четырехместная качалка. Сидят три девочки лет по шести, лениво покачиваются.

— Папочка, можно мне покататься?

— Покачаться?

— Да, покачаться…

— Иди. Пожалуйста.

Идет. Вежливо говорит девочке, которая одна сидит на скамеечке:

— Девочка, можно мне с тобой покачаться?

Та — нос кверху:

— Нет!..

Машка вспыхивает, стоит еще полминуты и возвращается.

— Ты что?

— Девочка не разрешила.

Так не один раз бывало. Вот это уж воистину плохо воспитанные девчонки. Глядишь — и Машке понравится, и ей захочется проявить самовластие. А еще хуже — ханжа вырастет. И это уже бывает:

— Нехорошие девочки.

— Ну, они глупые, — скажешь ей, — их не научили.

— Что ты! Папа! Им же уже по шесть лет!

Рядом с нами сидит старуха с младенцем на руках.

Смотрит на Машку и говорит:

— Какая-то она у вас очень уж застенчивая.

— Лучше, — говорю, — бабушка, пусть будет застенчивой, чем нахалкой.

— А вот это правда!..

. . . . .

Пьет сегодня утром молоко. Встречает меня возгласом:

— Папочка, ты бы знал!

— Что такое?

Всплескивает руками:

— Ты бы знал!

— Да что? Что случилось?

— Сколько мне пенок попалось!

. . . . .

Кажется, осень наконец постучалась в окно. Небо сегодня пасмурное. Но мама и Маша собираются в Михайловский сад…

5 ЛЕТ 2 МЕСЯЦА

4.10.61.

Сегодня к четырем старым профессиям прибавилась пятая: хочет быть газовщицей.

— Я всем хочу быть! — заявила она мне.

. . . . .

Разговор о фифах и труженицах.

Я довольно часто употребляю это слово — «фифа».

Машка заинтересовалась:

— Папа, а что такое фифа?