Читаем Том 4. Наша Маша. Литературные портреты полностью

Прохожу мимо столовой и вижу сквозь стеклянную дверь: Машка сидит на тахте, держит двумя руками крохотную бумажку от шоколада и читает что-то вслух кукле Эмме, которая сидит рядом.

Приоткрыл дверь, заглянул.

– Я ей читаю, – говорит Маша.

– Это что – газета?

– Да… газета… Хрущёв…

. . . . .

Сегодня утром Машка сочинила стихи:

Расшумелся шар земной,И пропал он под водой.

Стихи эти ей очень нравятся. Объясняла: написала эти стихи потому, что вспомнила, как один раз ходили на Неву и как там было красиво.

Я маме говорю:

– Маше вспомнилось, как вы с ней и с бабушкой ходили на Неву.

Думал, когда они октябрьскую иллюминацию смотреть ходили.

– Не с мамой, а с тобой, – перебила меня Маша.

И я сразу вспомнил темный осенний вечер, домик Петра Великого, спуск к Неве между двумя драконами…

Как видно, сильное впечатление произвело на Машу это зрелище: густая черная вода, шум невской волны… Но откуда шар земной?

Когда я пришел завтракать, она записывала свои стихи! Да! Собственноручно записала (консультируясь в некоторых случаях со мной и с мамой) обе строчки.

Я спрашиваю:

– Ты что – писательница?

– Да, – ответила она. – Буду… Может быть.

А стихи, надо сказать, страшноватые.


16.3.61.


Вчера не гуляла. Весь день играла, читала, слушала мамино чтение, разглядывала со мной «Мурзилку» и «Костер». В «Костре» понравились рисунки Харкевича к повести Бикчентаева «Дочь посла»: на девочку напала змея, девочка играет с обезьянкой, мальчик тонет и прочие заманчивые ужасы.

. . . . .

Утром сегодня спутала, обмолвилась:

– Звонильник не будил еще?

. . . . .

– Видел, какое сегодня солнышко?

– Да, видел.

– Где ты видел?

– Во сне.

– А-а-а, в своем «восне» ты видел?!


17.3.61.


Вечером была у меня. Слушала с интересом далеко не лучшую, довольно-таки тягомотную житковскую книгу «Что я видел».

. . . . .

Приходит мама и с трагическим юмором сообщает:

– Хороша у нас Машка! Очень своевременно цитирует:

Лучше, мама, не пищи, –Ты мне няньку поищи

Нет, дочка, довольно! Обойдешься без няньки, большая уже…


22.3.61.


Мама с Машей ходили в гости к тете Леле Мороз.

По пути мама показывала Машке все достопримечательности.

Показала Медного всадника. Потом показала собор. Машу заинтересовали ангелы на кровле. Она привыкла, что почти все, о ком она спрашивает, уже умерли («А где теперь Петр Великий?» – «Он уже умер». – «А где Пушкин?» – «Он умер».).

Так и тут.

– А где теперь ангелы? – спросила Машка.

. . . . .

Рано утром мама проснулась:

– Маша, зажги свет!

– Нет, не зажгу.

– Это почему?

– Надо сказать: «Пожалуйста, зажги».

Это называется – перезавоспитали!

. . . . .

Вчера показывал Маше открытки с видами Ленинграда.

Показал фальконетовского Петра:

– А это кто?

(Видела этот памятник несколько раз, на днях проезжала мимо него с мамой.) Сморщила лобик. Думает.

– Мягкий знак?

Смотрит на меня. По глазам вижу – сама чувствует: что-то не так.

– Ой, как это? Мягкий… всадник? Мятный всадник?!

. . . . .

Утром сегодня:

– Мама, ты уже ела?

И быстро, не дождавшись ответа:

– Скажи: «Как видишь».

Знает уже все речевые штампы родителей.

. . . . .

Писал вчера большими печатными буквами у нее на глазах:

Маша пила чай.

Мама пила какао.

Папа пил воду.

Бабушка пила молоко и так далее.

И Машка довольно бегло читала. Впрочем, «бегло» – не то слово. Долго смотрит на бумагу, пожимает плечами, ерзает:

– Не знаю. Не могу.

А потом сразу:

– Тетя Ляля пила кофе.

Главное – понять, в чем фокус. Очень мешает, что буквы «эн», «эм», «бе», а не «б», «в», «н».


29.3.61.


Вчера были у нас две московские дамы. Машка, как всегда при гостях, была хороша, мила, благонравна, чего нельзя сказать о гостьях. Хотя обе дамы педагогессы, ведут они себя при детях постыдно.

Есть отвратительная манера обращения с детьми: сюсюканье.

Но есть еще более ненавистный мне вид разговора с ребенком, когда взрослые развлекают себя малышом, растлевают его своими взрослыми похабностями и пошлостями.

– Ну как, Ваня, не выпиваешь еще? А жениться как – не собираешься?

– Машенька, маникюр ты скоро будешь делать?

– Смотрите, как она поглядывает на Семена Сергеича. Ох, берегитесь, Семен Сергеич! – и тому подобное.

Бывало, что в таких случаях я брал Машку за руку и выходил из комнаты.

. . . . .

Играла со своим любимчиком Чиполлино, взяла его за ноги и стала крутить. Бац! – ноги отлетели. В другую сторону летит туловище, а проросшая зеленым луком голова – та и вовсе закатилась под диван.

Умоляла меня:

– Почини!

Не раз чинил ее кукол. Но тут починить невозможно.

– Погиб, – говорю, – твой Чиполлино.

– Как погиб?!! Он же игрушечный.

– Игрушки, Маша, тоже погибают.

. . . . .

Была у нас в гостях тетя Минзамал. Машка ей рассказывает:

– Ты знаешь, какая у меня беда случилась. Чиполлино у меня сломался.

– Ничего, ничего, – равнодушно говорит Минзамал.

И это равнодушие взрывает Машку.

– Что «ничего»?!! Ты разве не знаешь, что он был мой любимчик?!

Тетрадь десятая

31.3.61. Ленинград.


Мама при мне (и для меня) спросила у нее:

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже