Том 4. Одноэтажная Америка. Тоня. Очерки, 1935–1936

«Разбил стекло.

Шурли!

Сэры, мистеры!

Старик все брал под подозрение.

А может быть, не доедем.

Война будет через пять лет.

Беби.

Забыл шляпу и часы. Что следующее он забудет? Пытался забыть пальто».

После поездки по США писатели собирались посетить Кубу и Ямайку, а потом Англию, но во время путешествия по Америке выяснилось, что Ильф тяжело болен. Он тщательно скрывал от окружающих свое состояние. С Петровым Ильф впервые заговорил о болезни лишь в самом конце путешествия в городе Новый Орлеан, хотя ощущение надвигающейся болезни не оставляло его на всем пути. В американском дневнике Ильфа встречаются такие строки: «Закат, закат. И кактусы стоят, и жизнь, кажется, пропала» (27 декабря 1935 года). А в первый день нового 1936 года, последнего года своей жизни, который он встречал вдали от родины, Ильф писал в дневнике, обращаясь к самому себе. «Поздравляю Вас, дорогой Иля, с Новым годом. Будьте спокойны, не волнуйтесь, не сердитесь. Милый Иля, держитесь хорошо, будьте мужчиной».

Валентин Катаев в заметке, посвященной памяти Ильфа («Добрый друг», «Правда», 1937, № 103, 14 апреля), писал: «Но какой ценой была куплена эта книга („Одноэтажная Америка“. – Б. Г.). В этом – весь Ильф, не пожелавший прервать путешествия, несмотря на обострение болезни. Он стремился наиболее полно и добросовестно изучить материал. В этом настоящая писательская честность».

С самого начала путешествия Америка предстала перед глазами писателей как страна ошеломляющих контрастов и противоречий. Они увидели ее как бы в разрезе, – от знаменитой нью-йоркской тюрьмы Синг-Синг до Белого Дома, где присутствовали на пресс-конференции президента Рузвельта. Они увидели вымирающих индейцев, нищету негров, рядом с чикагскими небоскребами грязные, вонючие лачуги и омерзительные переулочки этого «страшного» города. В Дирборне их принимал автомобильный король Генри Форд, который не прочь был поразглагольствовать в их присутствии о своей ненависти к Уолл-стриту, но не потому, что брал на себя роль заступника рабочих, а потому, что банковский, финансовый капитал считал своим главным и самым опасным конкурентом. На перекрестке больших дорог они подсаживали в свой «кар» «хич-хайкеров», странствующих по стране в надежде найти хоть какой-нибудь заработок. На своем пути Ильф и Петров встречали слишком много несчастных и обездоленных людей, хотя не без иронии писали, что граждане Америки по конституции обеспечены всеми правами «на свободу и на стремление к счастью». «Но возможность осуществления этого права, – замечали они, – чрезвычайно сомнительна. В слишком опасном соседстве с денежными подвалами Уолл-стрита находится это право» (глава сорок пятая «Американская демократия»).

Какие бы области американской жизни ни затрагивали в своей книге Ильф и Петров, – государственное устройство, быт, расовую политику, морально-этические проблемы, промышленность, религию, искусство, – всегда и во всем они отмечали их зависимость от денежных подвалов Уолл-стрита. «Стимулом американской жизни были и остались деньги, – сказано в главе сорок шестой. – Все, что приносит деньги, развивалось, а все, что денег не приносит, вырождалось и чахло». Читая эти строки, невольно вспоминаешь слова И. С. Хрущева: «Главное в этом городе Желтого дьявола (Нью-Йорке – Б. Г.) – не человек, а доллар. Каждый думает над тем, как бы получить больше дохода, больше иметь долларов. В центре внимания там не жизнь людей, а нажива, погоня за капиталом» (Речь о работе советской делегации на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН. «Правда», 1960, № 295, 21 октября).