Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Этот ответ, заключавший в себе не только философию государственного переворота сверху, но и философию народного восстания, поверг либерализм в величайшее смущение. — Это неслыханное признание, — завопили либеральные публицисты и принялись доказывать в тысячный раз, что право выше силы.

Однако, вся их политика убеждала министерство в противном. Они отступали назад шаг за шагом. Чтобы предупредить роспуск Думы, они постепенно жертвовали всеми своими правами и тем с очевидностью доказали, что сила выше права. На этом пути правительство неизбежно должно было прийти к мысли использовать свое могущество до конца.

Правительство охотно заключило бы договор с кадетами, если бы этой ценой оно могло добиться успокоения народных масс или, по крайней мере, успокоения крестьянства и изоляции пролетариата. Но вся беда была в том, что кадеты не имели за собой народных масс. Аграрная программа трудовиков идет гораздо дальше кадетской^*. В целом ряде важнейших вопросов трудовики голосовали вместе с социал-демократами. Кадеты сами за несколько дней до роспуска Думы должны были признать, что правые являются гораздо более надежной опорой центра, чем трудовики. Но правые, сами по себе, не могли явиться опорой правительства без поддержки кадетов.

Основой для соглашения между правительством и кадетами могла быть только такая программа, которая представляла бы компромисс между правительственной программой и кадетской, и без того приспособлявшейся к вожделениям помещичьей реакции. Но такой компромисс ни на минуту не удовлетворил бы крестьянство. Наоборот, он только усилил бы его земельный голод. С другой стороны, соглашение с либералами было невозможно без дарования некоторых, хотя бы и весьма урезанных политических свобод.

Массы при этом остались бы неудовлетворенными, но перед ними открылась бы возможность революционной организации; правительство осталось бы перед угрозой тех же социальных опасностей да еще связало бы себе руки конституционным режимом; оно получило бы либерального союзника, который не мог бы ему помочь овладеть народными массами, но на каждом шагу мешал бы ему своими тирадами и сомнениями. Стоило ли трудиться ради этого? Очевидно, нет. И Столыпин распустил вторую Думу.

II

Что революция пришла к концу, в этом либералы, кажется, больше не сомневаются. "Народ утомлен, революционные иллюзии разрушены" — так заявляют эти господа, приглашающие нас вступить вместе с ними на правовую почву, которой не существует. Они не понимают, что революция питается не преходящими психологическими настроениями, а объективными социальными противоречиями. Пока не ликвидировано варварство феодальных аграрных отношений и полуазиатского государственного порядка, революция не может прийти к концу. Ее перерывы являются только периодами внутренней молекулярной деятельности. Психологическое утомление народных масс может вызвать временную задержку революции, но никак не помешать ее объективно-неизбежному развитию. Кто, впрочем, сказал либеральным могильщикам революции, что народные массы более утомились от нескольких лет революции, чем от многих столетий нужды и рабства?

Мы, конечно, не будем оспаривать, что в известных прослойках городского населения произошла значительная перемена настроения. Интересы "чистого искусства" и "чистой науки", оттесненные на задний план политическими страстями, стремятся вернуть себе свои позиции. Декадентские поэты, сочинявшие в октябрьские дни революционные гимны и кантаты, возвращаются к мистике и теософии. В некоторых кругах интеллигентской молодежи наблюдается организованный мистически-эстетический культ эроса, по-видимому, не всегда остающийся платоническим. Пессимистическая драма Л. Андреева "Жизнь человека" имеет на сцене громадный успех^*. Повысился спрос на мистические драмы Метерлинка и других^*. С другой стороны, пышней, чем когда либо, расцвела низкопробная культура кафе-шантанов. Порнографическая литература широким потоком заливает книжный рынок, усилиями полиции очищенный от революционной литературы.

Все это бесспорные симптомы контрреволюционных настроений. Но нужно принять во внимание, что они охватывают только те ограниченные группы буржуазной интеллигенции, которые никогда не были, да и не могли быть серьезным фактором революционной борьбы. Чем меньше силы и значения обнаруживает этот народец в критические моменты революции, тем надменнее становится он в периоды политической реакции.