Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника

Мы хотели бы думать, что это не так. Мы хотели бы верить, что они, эти "милостивые государи" земской оппозиции, не позволят себя убаюкать тем изболтавшимся либеральным публицистам легальной прессы, которые награждают их аттестатами гражданской зрелости в утешение за их бессилие… Мы хотели бы надеяться, что они сумеют потребовать у "петербургских канцелярий" внимания и уважения к своему оппозиционному голосу.

В уездных комитетах они старались сжаться в комок, они наряжали свои нелояльные желания в мундир полицейской легальности, они придавали своим конституционным требованиям абстрактную до бессодержательности форму, и они достигли того, что "Нов. Время" не замечает в их «оппозиционных» резолюциях ничего, кроме похвальной вернопреданности. Что, если фон-Плеве и г. Витте^* тоже "не заметят" их замаскированной оппозиции? Найдут ли они в себе — они должны найти! — достаточно решимости, чтобы членораздельной политической речью объявить агентам самодержавия, "какого они духа суть"?

Какой тактики они намерены держаться в губернских комитетах? Будут ли они покорно идти на возжах у г.г. губернаторов? Простятся — не в первый и не в последний раз — с "бессмысленными мечтаниями" и примутся за трезвенную оценку удобрительных материалов? Вновь оправдают "доверие, с высоты престола оказанное", и заодно уж докажут, что заслужили те покровительственные подзатыльники, которыми поощрил их маститый сутенер "внутренней и внешней политики"?

Или они, наконец, почувствуют себя в первый раз гражданами, а не школьниками? Решатся внести на обсуждение губернских комитетов и земских собраний точно формулированную политическую программу? Сумеют открыть заседания после того, как губернаторы их закроют, и под председательством ими избранных, а не им навязанных лиц, не убоятся оправдать доверие, им с высоты истории оказанное?

Можно было бы ответить утвердительно, если бы мужественное политическое поведение уездного воронежского комитета^* не оставалось пока беспримерным, и если бы «Освобождение», рабски старательно отражающее господствующий тон земской среды, не ставило бы тактику оппозиции в зависимость от столкновений фон-Плеве с г. Витте, претендующим, по земской характеристике, на амплуа русского Неккера^* (см. N 10).

Можно с уверенностью сказать, что если бы русская свобода должна была родиться от оппозиционного земства, она никогда не увидала бы света. Но, к счастью, у нее есть более надежные «предки»: во-первых, это — революционный пролетариат, во-вторых, это — внутренняя, пожирающая себя логика русского абсолютизма.

* * *

Кто выиграл от "прискорбных явлений нашей жизни"? — спрашивает некий публицист. И мужественно отвечает: "Увы! выиграл один только мнимый друг русского самодержавия, русского народа и русской свободы — централизующий бюрократизм, который рос, под всеми предлогами, пропорционально ослаблению правильной и нормальной общественной жизни, под предлогом противодействия эксцессам либерализма, под предлогом умаления общественной и личной инициативы (хорош "предлог"!), под предлогом экономических кризисов, рос и все шире захватывал в свои сети все свободные функции народной жизни".

Это не из заграничных брошюр г. Шарапова. Это не из последних речей г. Стаховича^*. Это и не со слов конституционалистов «Освобождения». Нет и нет! Это редактор «Гражданина», конкурент мага Филиппа, неутомимый князь Точка, бескорыстный (казенные объявления не в счет) страж государственных заветов Семибоярщины, взалкал свободы… Скоро, читатель, настанет день на святой Руси. Ибо что же будет завтра, если уж сегодня сам князь Мещерский, старый петух реакционной полуночи, начинает сбиваться и испускать чуть ли не "конституционалистские" ноты!

А ведь только вчера «Гражданин» грозил охранительным перстом сельскохозяйственным комитетам, этим очагам "оппозиционной болтовни"! Только вчера князю Мещерскому являлся в кошмарно-патриотическом сне призрак "образованного либерального купца", опошляющего вопросы русской государственности. А сегодня…

Что случилось, князь? Публицистический lapsus (описка)? Резиньяция (покорность) перед духом времени? Отошли ли казенные объявления?

Или же и ты, старая крыса, заметила непоправимую течь в корабле русского самодержавия? Если так — торопись, торопись, ибо завтра, пожалуй, будет уже поздно…

Но мало того, что редактор «Гражданина» сам становится на защиту «свободы» против бюрократического централизма, он и Александра III превращает в тайного воздыхателя по свободе. Оказывается, что "великий Гатчинский Отшельник" — да будет ему тяжела земля! — только и мечтал об освобождении России "от гнета бюрократизма и централизации". Вот где иногда скрываются политические единомышленники!

"Благодаря мнимым союзникам Самодержавия, — думал тайный коронованный конституционалист, — бюрократии и централизации, их всезахватывающая волна снизу все возносит кверху, в зародыше туша всякую свободу на месте: не лучше ли тихой волне идти сверху книзу и приносить свободу для каждой плодотворной мысли, для каждого жизненного труда?"