Том 4. Песнь над водами. Часть III. Реки горят

Сколько раз — всюду, всюду, где только можно было бросить камень под ноги, его не преминули бросить. Ненависть к России? Но к какой России? Где была она, эта ненависть, когда они нерасторжимыми узами связывали себя с генералом Деникиным, со всей белогвардейщиной, стремившейся восстановить все то зло, которое приносил Польше царизм? Деникин публично заявлял, что польские «провинции» должны вернуться в лоно Российской империи, а они нашли с ним общий язык, договорились с ним через английских и японских посредников. Принадлежность Деникина к русской нации им не мешала, потому что он был врагом новой России, врагом революции. Ненависть к России… Кто же боролся с русским жандармом, кто сопротивлялся царскому сатрапу? Польские помещики воздвигли в Вильно памятник Екатерине II. Их жены, дамы из графских и княжеских домов, ездили с визитами к генеральше Гурко, к жене кровавого варшавского губернатора. Как всегда и везде, на защиту отчизны выступал лишь простой человек. Для господ отчизны не существовало. По их пути шел и Пилсудский — неправда, что только в последние годы, после майского переворота. С самого начала, с того восемнадцатого года, когда он появился в Польше после немецкой тюрьмы, — даже раньше, в четырнадцатом году, когда его уже связывали тайные и тесные узы не только с австрийским, но, прежде всего, с немецким штабом. А потом? Акционерное общество — англичане, японцы, американцы, составлявшие планы эксплуатации Сибири. И маленькая, слабая, от всех зависимая Польша, имевшая в этих планах свою долю, свои притязания на организацию вместе с другими хищниками России, опирающейся на Деникина, России белой, реакционной, снова царской… Да, Деникин был им более близок. Он не вызывал ненависти. Так же, как не вызывал ненависти ни один русский, шедший против новой народной власти, против восставшего пролетариата. Авантюра с Петлюрой, поход на Киев — нападение по чужому приказу… Что же это была за «независимость», которой руководил, которую направлял любой чиновник, любой военный в иностранной форме?.. Нет, им не претили концессии, отданные в чужие руки. Не вызывала ни страха, ни протеста передача чужим предпринимателям шахт, заводов, лесов. Они охотно отдавали польский пролетариат во власть иностранных эксплуататоров. Отвращение, тревогу, страх, ненависть возбуждало только одно — народ, который восстал, стряхнул с рук кандалы, поднял голову, заявил о своих правах. Этого они боялись… И в борьбе против этого были готовы на любую подлость, и на любую сделку, в которой ставкой была Польша, и эта мнимая независимость становилась смешной и беспомощной карикатурой.

Всюду проникающие щупальцы разведки. В чью пользу? Польши, Германии, Англии, Японии?.. Неизвестно, каким штабам служат эти бывшие приспешники «вождя Польши». Неизвестно, за какие деньги и что продают они вместе с собственной родиной.

А позже они, не колеблясь, пошли рука об руку с немцами. Одобрили геббельсовский план, поддержали его изо всех сил. Но только ли геббельсовский?..

«Польское правительство»… Жалкая кучка эмигрантов. События давали возможность даже этим посредственным людям сыграть огромную роль в истории своей страны. Но они и на этот раз предпочли роль лакеев у иностранных держав…

И они еще осмеливаются говорить от имени польского народа… Какое право имеют они на это? Нет, довольно. Надо, наконец, разорвать грязную, липкую паутину, которой опутали эти предатели «польский вопрос». Довольно самозванных посредников, не имеющих ни фактического, ни морального права представлять народ. Надо пробиться к самому народу. Слишком много крови, слишком много ужасов наполнило эти годы, чтобы они могли пройти даром, бесследно. Надо перекинуть мост через пропасть царского строя, стереть память о гнете и обидах, память о раздорах и розни. Искоренить в сердцах обеих сторон предубеждения, протянуть дружескую руку. Поляки должны понять то, чего им так долго не позволяли понять: что именно русский народ сверг самодержавие и уничтожил помещичье-капиталистический строй, угнетавший русских, украинцев и поляков. Надо напомнить им слова Ленина о самоопределении наций, декларацию Октябрьской революции о праве Польши на государственную независимость. Армия, которая будет освобождать страны Европы, армия, которая двинется на освобождение Польши, — это братская армия, поляки должны это понять. И надо покончить, покончить раз и навсегда с этой вечно беспокоящей, вечно кровоточащей границей…

Царский гнет, мрачные стены цитадели, царский жандарм на улицах Варшавы — Польша, полтораста лет попираемая царским сапогом. Об этом знает всякий поляк. Об этом ему твердили еще двадцать пять лет после того, как общий угнетатель уже рухнул, поверженный русским народом, и исчезли все следы его господства. Но были такие, кто хотел тянуть это дальше — хотел вину царских сатрапов переложить на тот народ, который первым поднялся на борьбу с насилием, народ, которому они были обязаны собственной свободой.