Том 4. Пьесы и радиопьесы

Антракс. А я — Антракс, погонщик ослов. На базаре ко мне подошел господин зубной врач Струтион. Теперь и меня упрекают в том, что случился пожар. Какая чушь! Это я-то, истинный патриот, — ведь я всегда говорю: Абдера превыше всего, Фракия превыше всего! Конечно, он не был мне симпатичен, этот зубодер, — подкатился ко мне на базаре, как бочонок, который подтолкнули, — ничего удивительного, он же из Мегары, там они изобрели плоскостопие! Видели вы когда-нибудь кого-нибудь из Мегары, кто был бы вам симпатичен? Нет, конечно. Я тоже не видел. И вином от него пахло, и не стаканчиком красного, а целой бутылкой. Так и разило! Вы представляете себе, какое это может произвести впечатление на простого человека, который круглый год, как я, питается одной просяной кашей с чесноком. И к тому же этого зубного врача из Греции еще ни разу не видели в храме — дремучий безбожник: даже ванна, говорят, есть у него в доме, у этого язычника!

Струтион. Итак, я беру себе напрокат осла у погонщика Антракса, чтобы доехать до Попополиса, первой остановки на пути в Геранию. Неплохого осла, должен сказать, хорошо ухоженного и даже вычищенного. Я сажусь, погонщик идет сзади. Еду по грязным улочкам, мимо ратуши, мимо театра, мимо спортивного зала, через нижние городские ворота, потом через верхние, и вот мы уже в болотах.

Слышно кваканье лягушек, стук копыт осла, шаги Антракса.

Антракс. Я бегу рядом с ними обоими. Рядом с ослом и рядом с зубным врачом, сидящим на осле. А я — пешком, как всегда. Священные лягушки квакают, тоже как всегда. Я бью поклоны: в сторону востока, в сторону запада, в сторону севера и в сторону юга. Зубной врач и не шелохнется. Такой безбожник, такой язычник! Мы оставляем за собой священные болота и приближаемся к большой равнине.

Струтион(стонет). О-о, проклятье! Какая безумная жара! Равнина между Абдерой и Геранией славится жарой.

В народе ее называют равниной солнечных ударов. И я еду, еду, еду. Иногда осел останавливается, затем бежит дальше, затем опять останавливается — а за нами погонщик, от которого воняет чесноком. Я еду. Солнце поднимается все выше. Я еду. Целый час. Ни деревца, ни кустика, ничего, только равнина, только выжженная трава и сверчки, тучи сверчков. Такая равнина может быть только во Фракии. У меня начинает кружиться голова, солнце — словно огненное колесо, обжигающее на ходу осла и человека. Наконец я уже перестаю что-либо соображать. Я слезаю с осла и сажусь в его тени. И тут на меня воззрился этот парень, а потом произошло нечто невероятное. Я не верил своим ушам.

Антракс. Эй, господин, чего это вы? Что это значит?

Струтион. Какое тебе дело? Я присел ненадолго в тени осла. Солнце так печет, я прямо теряю сознание.

Антракс. Нет, добрейший господин, об этом не было уговору! Я дал вам напрокат осла, а о тени вы ничего не говорили.

Струтион. Ты что, с ума спятил? Тень сопутствует ослу, это само собой разумеется. Я взял напрокат обоих, когда взял осла.

Антракс. Клянусь священными лягушками! Это совсем само собой не разумеется. Осел — одно, а его тень — другое. Вы взяли у меня напрокат осла за десять медяков. Если вы хотели взять вдобавок напрокат и тень, вы должны были об этом сказать. Короче говоря, господин, вставайте и езжайте дальше или заплатите мне за тень, что обойдется не так уж дорого.

Струтион. Как? Я заплатал за осла, а теперь должен еще платить за его тень? Будь я сам трижды осел, если я это сделаю! Осел мой на весь день, и я буду сидеть в его тени сколько мне вздумается, можешь быть спокоен!

Антракс. Вы это серьезно?

Струтион. Совершенно серьезно.

Антракс. Тогда пусть господин сразу же возвращается в Абдеру, прямо в городской суд. А там увидим, кто из нас прав. Да будут священные лягушки милостивы ко мне и к моему ослу, и тогда мы посмотрим, как вы заберете у меня против воли тень моего осла!

Струтион. Ну что я мог поделать? И для этого, переехал из Мегары в Абдеру! Такое может случиться только во Фракии. Сначала мне очень хотелось избить этого погонщика, но потом я поглядел на него: детина метр девяносто и вдвое шире своего осла. Мне ничего другого не оставалось, как бросить зуб мудрости на произвол судьбы и вернуться в Абдеру, к городскому судье Филиппиду.

Филиппид. Нехорошо. И оба они вернулись ко мне, к городскому судье Филиппиду. Я сижу в здании суда — было около одиннадцати часов — и уже издали слышу их крики.

Струтион. Обманщик! Ты погубил мою практику!

Антракс. Кровопийца! Вы хотите меня, бедного парня, раздеть догола!