Том 4: Под ливнем багряным

И как прежде комиссар Бамптон, сэр Роберт, не успев опомниться от изумления, оказался лицом к лицу с разъяренными дикарями, с «этими», которые не желают платить. Театральное представление продолжалось. Он сам, его клерки, побросавшие перья, равно как и пятившиеся под натиском солдаты с алебардами, — все они уподобились куклам, которых дергала за ниточки неведомая рука, принуждая корчиться и плясать. До мелочей повторялась уже сыгранная однажды сцена. Не хватало лишь зрителей, которые могли бы это заметить. Все были участниками, осажденные и нападающие, всех кружило в воронке текущего мига. Оцепенев от ужаса, начисто потеряв память, злосчастные писцы без малейшего сопротивления были вынесены на площадь.

Белкнап еще пытался образумить толпу, взывал к рассудку и требовал тишины, но только сорвал голос в бесплодных потугах. Его не слушали, да и он не особенно прислушивался к орущим в самое ухо глоткам, неотчетливо сознавая, что с ним происходит нечто настолько ужасное, чему и названия нет. Он не заметил, как вслед за клерками очутился на площади, да еще с книгой в руках. Все далее оттесняемый от помощников и охраны, сэр Роберт безуспешно пытался собраться с мыслями. Судя по искаженным лицам и угрожающим жестам, от него чего-то требовали, но заторможенное сознание не позволяло сосредоточиться, а глаза не могли оторваться от несчастных юношей, плывущих поверх толпы. С болезненной четкостью прорисовывались сквозь весь этот ужас и бред их восковые, маскам подобные лица. Остальное было словно бы смазано или прикрыто вуалью.

Положение клерков и в самом деле было незавидное. Распознав в них тех самых унизанных бубенцами франтов, что были здесь в прошлый раз, горожане почувствовали себя глубоко оскорбленными. «Разбойник Хоб» совершенно не желал с ними считаться. Что ж, тем хуже для него и этих разряженных вертопрахов. Если предупреждение не подействовало, пусть теперь не обижаются.

Казнь совершилась на пустыре, где уже дожидались связанные одной веревкой доносчики. Едва ли это было единодушным решением. Из-за общего столпотворения никто толком не ведал, что творится даже в непосредственной близости.

Когда же рядом с хоругвями и знаменами закачались насаженные на копья головы, площадь огласилась коротким леденящим кровь визгом и тут же умолкла, словно завороженная безмятежным покоем неба. Солнце стояло еще высоко над крышами, и короткими были тени вознесенных древков.

Сэр Роберт ощутил, как у него лопнули в ушах какие-то пробки, и услышал густую, напряженную тишину. Обратив наконец внимание на книгу в руках и распознав Священное писание, он сразу же догадался, чего добивались от него вдохновители бунта.

— Да-да, я клянусь, — воспроизвел он с тупой покорностью чужие слова. — Клянусь, что никогда больше не буду принимать участие…

В чем именно ему не должно участвовать, судья так до конца и не разобрался, но Библию должным образом поднял и повторил по подсказке:

— Клянусь также, что до скончания дней своих не переступлю границу общины Бентвуд…

Уж это-то он обещал вполне осознанно и с предельной искренностью. И она дошла и даже встретила сочувственный отклик. Кто-то неуверенно рассмеялся, его сразу же поддержали в разных местах, и вскоре вся площадь дрожала от хохота. Так смеются, торопясь поскорее облегчить сердце, когда удается чудом спастись от беды и хочется заключить в объятия весь мир, а сама жизнь отзывается в красках и звуках. Но, перекрывая непрошеное веселье, ударом бича хлестнул негодующий окрик:

— Королевский изменник!

«Господи, что за нелепость? — подумал Белкнап, чувствуя, как спадает сковавшее его напряжение, уступая место расслабляющей дурноте. — Изменник не может быть королевским, ведь он не повар, не лейб-лекарь и не судья».

Но кличка сразу же привилась. Переменчивая толпа повторила ее, прислушиваясь к звучанию, и закачала, словно любимое дитя, самоутверждаясь в негаданно обретенной правоте. Казалось, что люди нашли нечто давно искомое, целиком и полностью отвечающее их представлениям и тайным надеждам.

— Королевский изменник! Королевский изменник!

Это было под стать визгу, взвинтившему небо с мертвыми головами. Впервые судья Белкнап по-настоящему испугался за собственную жизнь. Его чуть было не стошнило от запаха крови, которым успели пропитаться и устланная соломой земля, и безоблачное летнее небо.

— Королевский изменник!

Даже в слове ощущался солоноватый железистый привкус, непримиримый и безнадежный, как смерть. Но вопреки мрачным опасениям сэра Роберта, все кончилось для него вполне благополучно. Вместе с отрядом, свитой, в которой недосчитывалось троих, и красавицей маркитанткой он был выпущен за городскую черту.

И длился бесконечно томительный день, и не спадала жара.

Глава тринадцатая Ломбардская улица