Крэку стало дурно. Если так, то никакой Террап, никакой Фурзд ему не поможет. И даже магия не спасет… Но что-то подсказывало ему, что не Крамун. Слишком грубо для адепта тайных наук… Впрочем, нравы в последнее время погрубели еще глубже… Крэку завязали глаза, пихнули в спину и повели. Крэк почувствовал — его ведут по каменным коридорам, но куда?.. Когда повязку сняли, Крэк пошатнулся. Он очутился в угрожающе нечеловеческом зале, рядом охрана, впереди «прибор», в назначении которого сомневаться не приходилось: для отрезания головы. Крэк стал кричать:
— Вы что, с ума сошли! Я из Бюро аномальных явлений в человеческой психике! Вы отлично знаете это бюро! Сейчас мой шеф — сам Фурзд! Отпустите меня! Вы ответите! Безумцы!
Стража угрюмо молчала. Один из них сказал:
— Мы исполняем приказ. Сейчас вам отрежут голову.
— Да вы с ума сошли! Кто дал такой приказ?! Отведите меня к нему! Это ошибка! Вы поплатитесь!
— Мы не ошибаемся, — помрачнел стражник, видимо главный. — Еще никогда никому по ошибке не отрезали голову.
— Чей приказ?! — в бешенстве заорал Крэк и затопал ногами.
…Гнодиада из своего скрытого наблюдательного места с отвращением смотрела на эту сцену. К тому же, конечно, все слышала.
С отвращением, потому что клиент оказался не тот. Не бьется в страхе, а орет, топает ногами. Она только что положила роскошный букет редких цветов к подножию памятника своему последнему любимцу, которым она не успела обладать. Это был не человек, а сам страх, и она его потеряла. Хоть вызывай его душу. Но душа — это не то, что человек. «Скорей бы умертвили этого упрямого, твердолобого ублюдка», — скучающе подумала она.
Крэка повели, и вдруг одна из секретных дверей в зал распахнулась, и вошли люди в форме, со знаками такого рода, что им должны были подчиняться все находящиеся в доме Гнодиады. То были личные люди самого Зурдана.
Крэк уже был около «прибора». Люди Зурдана остановили стражу и палача (тот был самый низенький, незаметный, сама скромность), что-то шепнули им, и они подчинились. Личные люди Зурдана под руки подхватили нелепо сопротивляющегося Крэка, который вообразил, ничего не поняв, что его, может быть, хотят закопать живым, а вовсе не гильотинировать, и повели его к секретной двери.
…Гнодиада вышла в ярости. «Братец нехорошо шутит», — твердилось в голове. Но братец тут же позвонил:
— Сестренка, я же даю тебе возможность развлекаться, как ты хочешь, но и ты не вздумай вмешиваться в серьезные дела, а исполняй мой приказ, точнее, доброе пожелание. Возьми это существо, напои, угости его, накорми, если сильно вспотел от страха, пусть примет ванну, но, главное, обласкай его. Душевно, большего я от тебя не требую. Чтоб он пришел в себя, но хорошо запомнил, что с ним произошло. Пусть анализирует, а ты приласкай. У меня ласки нет. И через два часа чтоб был у меня.
Гнодиаде оставалось только подчиниться. Но злость осталась. «Ничего себе, брат. Унизил. Дескать, я развлекаюсь, а он вершит судьбы государства, — зло думала она, глядя на себя в зеркало. — Да я разве развлекаюсь?! Идиот! Я делаю это для своей черной души. А она мне дороже всего, дороже всякого государства, страны, конца мира! Плевала я на все это!»
Но «доброе пожелание» выполнила лихо. С таким братцем не пошутишь!
Крэка, считавшего почему-то, что его хотят закопать, ввели в изысканную гостиную, в которой во всем чувствовался женский ум, хотя и своеобразный. Кругом портреты каких-то молодых людей, но не грубо, со вкусом, ненавязчиво.
На софе возлежала она — Гнодиада.
Крэк, хотя еле держался, но наконец сообразил: убивать не будут. Перед ним Гнодиада. Дело в Зурдане. Но тревожность осталась.
— Садитесь, господин, — тихо сказала она. — Хотите, погадаю?
— Не надо. Ради дьявола, — процедил Крэк.
— Тогда вот за столиком любезные яства на вас глядят. Они живые, кушайте.
Крэк сел и уставился в цветочный торт.
— Хотите помыться?
— Да нет. Мне бы отдохнуть. Это кресло как женщина.
Гнодиада вспомнила указания брата:
— Вы не обижайтесь на то, что происходило, — сказала она.
— Я не обидчив, — ответил Крэк.
— Вот и хорошо. Кушайте. Вот этот пирог так сладок. Ваш живот, независимо от вашей мужественной души, пережил такой страх и ужас, что пусть теперь его ужас перейдет в наслаждение. После страха наслаждение особенно остро.
Крэк закатил глаза:
— Спасибо за такую заботу о моем животе, это так трогательно, что вы сказали. Я теперь к моей утробе буду иначе относиться.
— Вот именно, милый, — расхохоталась Гнодиада. — Короче, приходите в себя. Вам предстоит серьезный разговор с моим братом.
— Я всегда ценил вашего брата.
— А теперь смотрите, вдруг недооцените его ненароком… — резко сказала Гнодиада. — Конец мира покажется шуткой.
Крэк выпучил глаза.
Глава 19