Читаем Том 4. Последний фаворит. В сетях интриги. Крушение богов полностью

— Люби и будь предан, как до сих пор. Старая душа устает от людской злобы и предательства. Чтобы не тянуло в небытие, надо кому-нибудь верить… кого-нибудь любить. Слушай дальше. Завалы, камень, бревна у ворот — готовы уже. Но стены невысоки. Враг легко ворвется. Только самый храм — наша лучшая защита. Стены крепки. Двери надежны. Огнем, кипятком, стрелами и каменьями встретим врагов. Их будет больше. Оружие у них лучше… но… им, думаю, нет охоты умирать. Им — хорошо живется. А наши бедняки — египтяне, нубийцы… наши аскеты? Они в огонь пойдут, как на пир! В этом наша сила. Врагам — труднее взять, чем нам защитить. Только измена может им помочь… Но мы примем меры! Ты мне поможешь, Ликий.

— До смерти готов служить отцу, аббуне моему…

— Знаю, верю. Слушай! Если уж все погибнет… Надо умереть так, чтобы содрогнулся даже враг. Его надо ужалить смертельно, в минуту собственной гибели. В адитоне — главные сокровища. Феофил это знает. Туда он направит главный удар. А там, за стеной, у которой стоит Сирапис, огромный запас греческого огня… особой силы. Вход туда — незаметен, камень надо сдвинуть в стене. Я покажу тебе. И, когда я скажу, — ты пойдешь… и зажжешь! Погибнет храм, вся лучшая часть его… Погибнем мы… и враги погибнут с нами! Готов ли ты на это, сын мой?

— Сто… тысячу раз готов, святой отец… Такое счастье — погибнуть за веру…

— Да, большая радость… если нельзя победить. Хоть погибнуть без стыда! Но… о чем ты задумался?

— Так, ни о чем, аббуна. Жаль все же сокровищ. Их еще много осталось. Неужели нельзя было вывезть всего?

— Нет, Ликий. Я не уверен, что злодею не донесли, куда мы отправили те вьюки. И оголить адитон нельзя. И кому оставлять все это? Если падет Сирапеум… ни одного храма нашего не останется в империи Вселенской. Пусть же все гибнет с нами.

— Пусть гибнет. Ты прав, аббуна! Но вот еще у меня вопрос. Отчего они так уверены в своем успехе? И почему у них так много удачи всегда и везде? Неужели крест распятого, который Константин видел в небе? И эта надпись: «Сим победишь!» — «Touto nike», — это чудо им помогло тогда и теперь помогает?

— Вздор, сын мой… Не бывает никаких чудес! Ты должен это сам знать! Христианство — религия нищих и рабов. В войске язычника Константина было много христиан. Много их было и во вражеском войске. И хитрый эллин с его жрецами пустил эту сказку. Он объявил, что победа несет за собою торжество креста! И во вражеском стане тоже была рассеяна эта весть. И беззаветно сражались легионы Константина, состоявшие почти сплошь из христиан. Слабо защищались христиане в войске противника августа. Целыми отрядами переходили они на сторону Константина. Крест — победил? Нет, хитрость кесаря! Но он сдержал слово. Иисус из Назарета заменил весь Олимп древних богов в империи Вселенской. А здесь пока — еще не так много христиан. Столько же, сколько наших. Иудеи — осторожный народ, мешаться не станут. Вот почему я надеюсь еще на победу… или хотя бы на такой мир, который нам позволит еще пожить не под сапогом лицемера Феофила.

— Да будет! Что делать мне теперь, аббуна?

— Я усну. А ты — вот ключ. Пойди осмотри то, что сложено в тайнике, за статуей бога. Потом — придешь. Я скажу. Ступай.

Короткая передышка была у Феофила между дневными, бесконечными службами и всенощным пасхальным бдением, которое должно скоро начаться. Но крепок, вынослив патриарх. Отпустив чесальщика, который привел ему в порядок волосы, бороду, подвил, взбил все, чтобы пышнее лежали завитки волос, патриарх призвал старого привратника, много лет живущего при Феофиле.

— Что прикажешь, владыко? — совершая метание, спросил старик.

— Мальчик, внук твой, который утонул вчера и вынут из воды нынче. Он у тебя в дому?

— Лежит мой Ксанфий, владыко. Хоронить на второй день станем.

— Иди сюда… ближе. Нагнись… слушай!

И на ухо что-то внушительно зашептал преданному слуге Феофил.

Сперва ужас пробежал по лицу старика. Но скоро он овладел собою, внимательно слушая властный шепот.

— Понял? Возвеличится имя Господне… и ты будешь орудием святой воли его. Понял? Готов ли на дело святое?

— Готов, владыко! Верю, что простится мне, если я не по правилу поступаю.

— Благословляю и отпускаю все грехи тебе старые и впредь, какие сотворишь. Вот, дарю тебе малый крест мой с мощами. Одень на себя как знамение силы Господней. Иди… торопись. Нынче же ночью должно быть сделано!..

— Все исполню.

Снова отдав земной поклон, ушел старик и вернулся сейчас же.

— Там… жрец дьявольский… из капища главного. Пустить ли?

— Пусти скорее.

Встревоженный Феофил поспешно двинулся навстречу Фтамэзису. Его озадачило неожиданное появление жреца. Что это? Сдача добровольная и полная?.. Или — новую хитрость придумал египтянин?

— Привет… привет почтенному Фтамэзису! — отвечая на приветствие гостя, любезно проговорил хозяин. — Что привело тебя… почти днем… когда люди могут видеть?..

Перейти на страницу:

Все книги серии Жданов, Лев. Собрание сочинений в 6 томах

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза