Том 4. Пришельцы ниоткуда

— ...запрещает принимать чью-либо сторону, это я знаю. Что ж, если берандийцы используют пушки, или пулеметы, или фульгураторы, я пошлю к черту, или к Великому Мис-лику, как ты говоришь, статью 7 со всеми ее параграфами. Впрочем, статья 9 предусматривает, что координатор не является роботом, но должен судить и действовать по своему разумению.

Хисс улыбнулся присущей его расе лукавой улыбкой.

— Вот теперь я снова вижу прежнего славного Акки. На сей раз тебе понадобилось побольше времени, чтобы привести все доводы! Что ты хочешь взять из оружия?

— Мои фульгураторы. И несколько гранат «2».

— Тогда возьми еще и гранатомет, большой тяжелый фульгуратор с треногой и боеприпасы!

— Ты чего-то опасаешься?

— Любой неожиданности!

— Ты, вероятно, прав. Пойду попрошу кого-нибудь помочь мне перенести все это.

— Не нужно. Залазь, я высажу тебя возле дома.

Гравилет приземлился на площади, и Акки, окликнув

какого-то юношу, отправил его за Отсо.

— Я выгружу кое-какое оружие, очень опасное для тех, кто не умеет с ним обращаться. Этими шарами можно было бы взорвать всю деревню. Где я могу их спрятать? И дайте мне слово, что никто к ним не прикоснется.

— Даю тебе слово. Положи их в моем собственном доме, вон там. Там они будут под присмотром Отсури.

В одной из пристроек, напоминавшей крытое гумно, на соломенной подстилке лежало странное животное. Большое, как медведь, гибкое, как кошка, оно имело темно-зеленый мех, большую голову с огромными клыками, и Акки увидел, когда этот зверь встал на задние лапы, что его передние лапы заканчиваются сильными пальцами с длинными убирающимися когтями. Лоб его был большим и выпуклым, глаза маленькими и живыми.

— Это сприель. Отсури, это никто не трогать, кроме он или я. Понял?

Животное тихо заворчало.

Они сложили оружие в угол, и Акки попытался войти в телепатический контакт со зверем. Ему это удалось без труда, и Акки немало удивился, когда обнаружил у сприеля пусть и ограниченный, но явный разум.

«Теперь еще и эти!.. Как будто мне мало было бриннов! Две разумные, или почти разумные, туземные расы на одной планете! Тот же случай, что у синзунов и тельмов! О Господи!»

— Я займусь этим по возвращении, — сказал хисс и удалился.

— Кто они? — спросил Акки у Отсо, имея в виду сприеля.

— Они живут в горах, небольшими группами, и чрезвычайно опасны, когда на них нападают. Я подобрал этого совсем маленьким около мертвой матери, раздавленной куском скалы при горном обрыве. Он понимает речь, да и сторож из него отменный. Можешь быть спокоен за свое оружие.

Когда они вернулись на площадь, гравилет уже взлетел и кружил в небе. Акки отцепил от пояса легкое переговорное устройство.

— Алло, Хассил, ты меня хорошо слышишь? — спросил он по-хисски.

— Прекрасно. До скорого.

Гравилет поднялся высоко-высоко, с минуту-другую по-раскачивался на месте, затем, словно сокол в поисках добычи, спикировал на северо-запад. Лишь тогда Акки смешался с толпой васков.

Несмотря на то, что, как о том и говорил Калаондо, здесь не было ни знамен, ни фанфар, в деревне царило веселье, и он спросил себя: до какой же степени эта беззаботность граничит с безрассудством? Под деревом Совета молодые люди и девушки танцевали чрезвычайно быстрые групповые старинные танцы. В стороне слышался хор мужских голосов. Пели древние песни, которые считались таковыми еще на планете-матери, — в них говорилось о забытых радостях и печалях. У фронтона началась новая игра в пелоту. Акки поискал глазами Отсо, но тот словно испарился. Тогда он стал один прогуливаться среди толпы, обмениваясь с васками улыбками и короткими фразами. Никто, казалось, и не думал о близкой войне, несмотря на то, что очень скоро некоторые из молодых людей, танцевавших, смеявшихся или пивших между играми прямо из бурдюков вкусное сухое вино, никогда больше не увидят любимые небо и горы.

На плечо его легка чья-то легкая рука. Акки обернулся. Рядом с ним, улыбаясь, стояла Арги.

— Отсо, будучи нашим главнокомандующим, занят и не сможет сегодня быть с вами. Он послал меня себе на замену, так как в день радости никто не должен оставаться в одиночестве.

— О! Я отнюдь не чувствую себя одиноким среди вашего гостеприимного народа, но мне все равно приятно. Что будем делать? Я так мало знаю ваши обычаи, что не хотел

бы, сам того не желая, обидеть вас, предложив вам, скажем, потанцевать.

— Это меня бы никак не обидело, но я не думаю, что вы знаете наши танцы, а я не знаю ваших. Посидим лучше в тени на скамейке. У меня к вам столько вопросов...

— У меня тоже. Вы очень занятный народ. Порой у меня даже возникает желание быть васком. Но вы представляете собой анахронизм, хотя подобный анахронизм мог бы существовать, при толике удачи, очень и очень долго. Может, даже и вечно... Я часто бываю вестником несчастья, Арги. Я или мои коллеги. Во имя всеобщего блага мы уже разрушили или ниспровергли многие мечты, и не все они были плохими.

— Вы действительно собираетесь разрушить нашу мечту?

— Прежде чем ответить, неплохо было бы узнать, какова она — ваша мечта. Пока что я видел лишь ее внешнюю сторону — вашу жизнь горных пастырей.