Том 4. Произведения 1914-1931

Любовь, по убеждению Бунина, — некий высший, напряженный момент бытия; подобно зарницам в ночи, она озаряет всю жизнь человека. Эта мысль особенно важна для Бунина с его повышенным, обостренным чувством жизни. В свои лучшие минуты, когда его не томили мрачные мысли, безнадежность и недуги, писатель создавал свои лирико-философские эссе (как бы теперь сказали), нечто вроде стихотворений в прозе. Вновь и вновь перерабатывал он на собственный лад мудрость древних, выбирая из нее все, что служило к утверждению жизни, говорило об ее прелести и очаровании, и отбрасывая то, что призывало к отрицанию ее радости и смысла. В такие светлые дни были написаны «Ночь», «Воды многие» — истинные гимны красоте, гармонии и загадочности мироздания, бесконечного во времени и пространстве; пронзительно передано ощущение самого себя как крохотной частицы вселенной. «Неутолима и безмерна моя жажда жизни, — признается он, — и я живу не только своим настоящим, но и всем своим прошлым, не только своей собственной жизнью, но и тысячами чужих, всем, что современно мне, и тем, что там, в тумане самых дальних веков. Зачем? Затем ли, чтобы на этом пути губить себя, или затем, чтобы, напротив, утверждать себя, обогащаясь и усиливаясь?» («Ночь»). «Жизнь моя — трепетное и радостное причащение вечному и временному, близкому и далекому, всем векам и странам жизни всего бывшего и сущего на этой земле, столь любимой мною. Продли, боже, сроки мои!» («Воды многие»).

Справедлива причисляя себя к людям «мечты, созерцания, удивления себе и миру, людям умствования», Бунин не устает испытывать это удивление и вопрошать: что же все-таки есть земная жизнь хрупкого человеческого организма, от чего зависит его крепость, невредимость? «Поминутно думаю: что за странная и страшная вещь наше существование — каждую секунду висишь на волоске [Вот я жив, здоров, а кто знает, что будет через секунду с моим сердцем, которое, как и всякое человеческое сердце, есть нечто такое, чему нет равного во всем творении по таинственности и тонкости? И. на таком же волоске висит и мое счастье, спокойствие, то есть жизнь, здоровье всех тех, кого я люблю, кем я дорожу даже гораздо больше, чей самим собою… За что и зачем все это?» — («Воды многие»). Герой, рассказа «Алексей Алексеевич», ощутив неладное в этом своем сердце, успел зайти к врачу и услышать от него небрежное заключение, а затем сел на извозчика и скоропостижно скончался, — вероятно, не без вины бездушного эскулапа. Речь идет в данном случае вовсе не о пессимизме писателя, а опять все о том же его безмерном и неистощимом изумлении перед жизнью и ее творениями, то есть обратной стороне его неугасимой влюбленности в жизнь…

И когда, вспоминая Россию, Бунин вновь обращается к образам крестьян, им руководит удивление перед многообразием русского характера и желание постичь его. Так, в рассказе «Божье древо» личность русского крестьянина многогранна, ярка и совмещает в себе различные свойства. Он талантлив, обладает прекрасной памятью, знает много песен и сказаний — и притом темен, необразован и нелюбопытен. Он считает, что жить нужно, как жили в старину, однако совсем не боится и новшеств. Он любит жизнь, имеет вкус к ней, но к смерти вполне равнодушен. Он приветливый и словоохотливый собеседник, но ему безразлично, с кем вести разговоры. Он, когда видит зло, стремится пресечь его и одновременно может заявить беспечно: «Наш народ хороший, обоюдный». «Обоюдный» — на его языке означает «многогранный». Таков и сам герой рассказа, Яков Демидыч, который живет не задумываясь, как природа, как «божье древо», совмещая в себе разные жизненные начала. Яков Демидыч был «списан» Буниным с реального лица; это был караульщик сада, липецкий крестьянин-однодворец, тоже Яков, с которым Иван Алексеевич познакомился в 1912 году. Так писатель обессмертил образ этого простого русского человека и увековечил его изумительную, великолепную старинную речь. Яков Демидыч — как бы собирательный образ родины, которая видится Бунину с чужбины…