Том 4. С бластером против всех

Время для размышлений у него появилось сейчас. Восторг и возбуждение ушли, разбившись о скалы холода Хамиля и обидчивой вспыльчивости Ньюфстеда. Сейчас он мог трезво оценить и взвесить выпавшее на его долю.

С одной стороны, он был доволен тем, что оказался здесь. Возможно, он не сможет принести ощутимую пользу, но, по крайней мере, будет следить за Хамилем. Такой свидетель необходим — если Хамиль решит хоть в чем-то отойти от оговоренного плана, Майкл попытается дать об этом знать на Центавр.

Поймав себя на такой мысли, он удивился. Никто на Чиероне никогда даже подумать не мог о том, что генерал Хамиль способен предать дело освобождения Земли. Лично Майклу такое даже в голову не приходило. Догадывался ли об этом Томас Хармон? Что должен был знать о Хамиле Хармон, чтобы генерал возбудил в нем такого рода подозрения?

Маловероятно, чтобы кто-то имел веские основания сомневаться в Хамиле. Скорее всего, умудренный опытом Томас Хармон почуял малонадежность борцов за свободу даже с расстояния четырех световых лет. Такое умение разбираться в людях показалось Майклу поразительным.

Его познания в международной дипломатии были крайне незначительны. Можно было сказать, что его опыт в этой области равнялся нулю. На Чиероне он, разумеется, закончил среднюю школу. Но вместе с тем в течение всего времени посещения школы он твердо держал в памяти, что центаврианское образование для человека, чья жизнь должна достигнуть своего расцвета на Земле, не представляет практически никакой ценности.

Кстати, о Земле ему тоже было известно крайне мало. Мать много рассказывала ему об истории родной планеты, об особенностях социального устройства тамошней жизни как о предмете, близком ей через мужа. Он с удовольствием слушал ее рассказы, час за часом просиживая у матери на коленях или у ее ног на ковре, — старинные истории о великих землянах: Карле Великом и Цезаре, Наполеоне и Теодоре Рузвельте, Вашингтоне и Уинстоне Черчилле — жадно впитывая знаменательное прошлое своего мира. Естественно, рассказы матери не были академичными — он понятия не имел, в каком веке, например, жил и сражался Карл Великий. Зато твердо знал, что это был человек несгибаемой воли и преданный делу, влюбленный в свою страну и приверженец принципов справедливости — впрочем, этим отличались все великие земляне.

Майкл Вайерман, конечно же, не надеялся стать новым Карлом Великим. Хотя бы уже потому, что боялся смерти и не чувствовал в себе стойкости и уверенности духа, необходимых для того, чтобы перенести физическую боль. Все эти изначально необходимые любому лидеру качества не были заложены в нем с рождения. В юном возрасте он, само собой, мечтал о великом, как и все мальчишки. Но с годами сумел различить ту существенную разницу, которая отличает его от замечательных людей из рассказов матери. Он никогда не представлял себе четко, чего хочет в жизни, — он готов был принять все, что жизнь могла преподнести ему, хотя и не ожидал никаких сверхвыдающихся даров, полагающихся в этом мире людям несгибаемым. В свое время он был необыкновенно рад уже тому, что может, как ему сказали, взять в руки оружие во имя освобождения Земли.

Испытывая сожаление по поводу того, что отец так и не нашел времени научить его особенностям взгляда на окружающее, присущего вершителям судеб народов, одновременно с этим он понимал, что и его собственная вина здесь не меньшая, поскольку, будучи ребенком, он не проявлял тех же качеств, которые видел у отца да и у других взрослых. Но теперь, как хотелось ему надеяться, прожив изрядный кусок жизни, он приобрел кое-что из подобного опыта самостоятельно. Потом, когда освободительная война завершится, возможно, он и его отец сумеют сблизиться хотя бы немного.

— Холодно, черт возьми, — пробормотал Иссак, стуча зубами.

С самого начала Майкла интересовало, кто такой Поттер. В итоге у него сложился ответ — возможно, не самый лучший. Истинное лицо Поттера стало ему понятно с самой первой их встречи, он долго крепился, но вот теперь настоятельное желание продемонстрировать собственную проницательность наконец взяло верх.

— А я думал, что в секретной службе держат ребят покрепче, — проговорил он.

— А? Ты о чем это? — просипел Поттер.

— Ни о чем, мой нервный друг. Не обращай внимания.

Майкл многозначительно усмехнулся себе под нос, но озноб превратил его смешок в судорожный кашель.

— Поднимайся!

Это был голос Ньюфстеда, и безжалостно тыкающий Майкла в поясницу носок ботинка тоже принадлежал Ньюфстеду, но сам Ньюфстед был невидим. Промерзший и мокрый насквозь, больной и еле ворочающий руками и ногами, еще не выбравшийся окончательно из беспокойного, мучительного сна, Майкл поднялся, сел, продрал глаза и обнаружил, что похоронен заживо в белом мареве. Густой и непроглядный серо-белый туман, липнущий к лицу, подобно мокрой паутине, клубился вокруг. Помотав головой из стороны в сторону, он попытался очистить ее от мерзкодавящего груза невыспанности, притупляющего чувства. Мир вокруг него оглох, утонув в клейком тумане.