Том 4. Стихотворения 1930-1940

Могуче-кряжистый, плечистый и высокий,
Тиран властительно-жестокий,
В чьих тюрьмах не одна томилася душа
За крепкой стражею, в подвалах, под засовом,
Султан гулял в саду дворцовом,
Прохладой утренней дыша.
И вдруг – бесстрашный – он затрепетал от страха
И побежал к дворцу, где, голову склоня,
Стоял печальный раб. «Сын плесени и праха! –
Вскричал султан. – Коня! Питомца Карабаха,
Из лучших лучшего подай скорей коня!

Я видел Смерть в саду. Она звала меня.
Ворота вслед за мной запри. От ранней рани
До вечера летя на резвом скакуне,
Я буду вечером в далекой Испагани,
Где – в крепости – путей не сыщет Смерть ко мне!»
Конь подан. Ускакал свирепый повелитель.
Раб, молча оглядев султанскую обитель,
Спустился в сад к цветам и розовым кустам,
И он увидел там,
Где высился платан над мраморным фонтаном,
Смерть, отдыхавшую спокойно под платаном,
И он сказал ей: «Смерть, великое добро б

Свершила ты, меня похитив, горемыку.
Не испугался б я. Но приглашеньем в гроб
Перепугала ты могучего владыку».
«Я, – усмехнувшись, Смерть ответила ему, –
Сама, признаться, не пойму,
К чему б случиться здесь такой нежданной встрече?
Владыка твой – не здесь, он должен быть далече.
По книгам по моим – подвластны ж им не все ль? –
Владыка твой уже стоит у смертной грани:
Сегодня вечером и далеко отсель
Должна я взять его. Сегодня. В Испагани».

. . . . . . . . . . . . . . .
Доволен был султан своим лихим конем,
И сердце радостью живой играло в нем:
«Уж полдень. К вечеру примчуся в Испагань я!»
Не знал он одного, – что этим самым днем
Вся Испагань была охвачена огнем
Неукротимого восстанья.

* * *

Кто более меня от мрачных дум далек?
Меня, участника работы сверхгигантской?
Всю эту мрачную легенду я извлек
Из белой прессы эмигрантской.

Отрепью белому, что злобой к нам горит,
О чем-то трепетном легенда говорит,
Да, говорит о страшном сроке,
О неизбежном, жутком роке,
О том, что сколько нас отрепьем ни погань,
Какие и куда ни стряпай донесенья,
В какую ни спеши укрыться Испагань,
От революции где ни ищи спасенья, –
Спасенья нет нигде, увы,
Для обреченной беглой рвани:
То, от чего она бежала из Москвы,
Ее настигнет в Испагани!

Быть впереди *