Том 4. Стиховедение

Строки 1–2. Языковая модель стихотворного размера — это расчетные данные, показывающие, какова была бы ударность всех стоп, если бы поэт следовал только естественным возможностям языка, не преследуя никаких специфически художественных целей. Она рассчитывается на основе, во-первых, ритмического словаря языка и, во-вторых, полного перечня словосочетаний (словораздельных вариаций), укладывающихся в данный размер[156]. Все отклонения реального стиха в этой модели (например, повышенный процент ударности II стопы и пониженный — I-й) могут считаться следствием специфически художественных тенденций: они-то для нас и интересны. Слова в стихе обычно стоят гуще, чем в прозаической речи, поэтому средняя ударность стопы в реальном стихе выше; для удобства сравнения приходится пользоваться «языковой моделью, приведенной к средней ударности реального стиха» (средняя ударность стопы в модели, строка 1, — 63,5 %, в реальном стихе и в приведенной модели, строка 2, — около 76 %). С этой моделью мы будем сравнивать все следующие строки.

Строки 3–6. 4-стопный хорей с дактилическими окончаниями был одним из размеров русского народного стиха и, несмотря на разницу окончаний, влиял на становление литературного 4-стопного хорея[157]. Уже здесь мы находим характерные отклонения от языковой модели: повышенную ударность II стопы (до 100 %, вторая константа) и пониженную ударность I стопы (интересно, что в причитании и в коротких песнях — до 80 строк — она ниже, чем в длинных). Можно сказать, что все дальнейшие образцы ритма литературного хорея нащупывают середину между «естественной» языковой моделью и «культурным» фольклорным образцом.

Строки 7–12. Образцы ритма литературных имитаций народного 4-стопного хорея с дактилическими окончаниями — по статье Астаховой[158]. Ее цифры по «Бахариане», «Илье Муромцу» и «Бове» надежны и близко совпадают с подсчетами других исследователей, а по лирике Кольцова — сомнительны, поэтому мы прилагаем к ней параллельные данные по книге Бейли[159]. Бросается в глаза разница: у Хераскова и Карамзина ударность I стопы сильно выше, чем в народном образце (и чем ударность III стопы), у Пушкина, Кольцова и Никитина она ниже, влияние народного ритма пересиливает влияние языковой модели.

Строки 13–37. Это подсчеты Тарановского по 4-стопному хорею с мужскими и женскими окончаниями; поэмы с (хотя бы частично) дактилическими окончаниями — «Илья Муромец», «Бова» и некрасовские «Коробейники» — в таблицу не включены. Итоговые строки 36–37 суммируют соответственно данные строк 13–18 и 19–35. Из них видно: от XVIII к XIX веку, во-первых, повышается на 10 % ударность II стопы (и почти достигает константных 100 %); во-вторых, понижаются на 10 % ударности I и III стоп, так что ритмический профиль размера становится совсем изломанно-альтернирующим; в-третьих, в результате этого снижается средняя ударность стоп (с 77 до 75 %). Повышенная (по сравнению с моделью) ударность II стопы — явный результат влияния ритма народного стиха; пониженная к XIX веку ударность I стопы — по-видимому, тоже; а повышенная ударность этой I стопы в XVIII веке, может быть, объясняется влиянием на хорей рамочного ритма книжного 4-стопного ямба. В целом эти выводы Тарановского полностью сохраняют свою значимость. Мы даже можем, не выходя за пределы его материала, уточнить его картину эволюции ритма хорея от XVIII к XIX веку: например, суммировать строки 21–26 (весь Пушкин), 56,6–98,1–45,5–100 %, и строки 31–35 (1850–1880‐е годы), 52,2–99,7–49,2–100 %: тогда постепенное усиление II стопы и ослабление I стопы будут прослеживаться более наглядно. Однако данные его по XVIII веку явно слишком малочисленны и слишком неоднородны: вряд ли, например, можно ставить в общий ряд экспериментальную ломоносовскую «Оду Фенелонову» (1738). Мы постараемся расширить прежде всего именно этот материал.