Том 4. Творимая легенда

Триродов молчал и рассеянно глядел в окно. Вице-губернатор, помолчав немного, сердито сказал:

— Мы объявим, что вы действуете на свой страх.

Триродов холодно возразил:

— Это — ваше дело. Притом же это будет согласно с истиною. Вам сразу же поверят.

Вице-губернатор говорил угрюмо:

— В случае чего, вы не рассчитывайте на нас. Правительство вас не поддержит. Заварили кашу, сами и расхлебывайте.

Триродов холодно возразил:

— Я не прошу и не ищу ничьей поддержки.

— Вы должны понимать, — говорил вице-губернатор, — что вы не имеете никакого права. Это — дело государственное.

Триродов сказал с улыбкою:

— Государственное, это верно, — да только не нашего государства. Имею я право или нет, — уж в этом разберется население Соединенных Островов. Если окажется надобность, так дипломаты и юристы разберутся в том, что мне и другим следует сделать.

Вице-губернатор угрюмо сказал:

— Мы от вас отберем подписку, что вы обязуетесь прекратить эту вашу агитацию.

Триродов посмотрел на него с удивлением. Сказал улыбаясь:

— Как же это вы отберете? Я вам не дам такой подписки.

— Вы обязаны дать.

— Да не дам.

— Ну, так мы вас вышлем из России.

Триродов возразил:

— Это мне ничуть не помешает.

Вице-губернатор встал. Сказал очень сердито:

— Ну, прощайте. Я вам сказал, что надо. Будете упорствовать, вам же хуже будет.

Триродов весело засмеялся. Сказал:

— Как, Ардальон Борисович, вы уже кончили? Это и все? За тем вас ко мне и посылали?

Вице-губернатор спросил:

— А что же еще?

Триродов говорил:

— Вашею целью было убедить меня отказаться от этой кандидатуры, не так ли? Убедить, не правда ли? Но я ведь не слышал от вас ни одного аргумента убедительного. А может быть, я бы и согласился бы с вами, если бы вы сумели меня убедить. Ведь вы — бывший педагог, стало быть, должны владеть искусством убеждения. Попробуйте.

И Триродов опять засмеялся. Вице-губернатор сердито закричал:

— Вы не имеете права надо мною смеяться! С вами говорит не какой-нибудь щелкопер, а скородожский вице-губернатор, действительный статский советник Передонов! Я вам дело говорю, а на аргументы мне наплевать. За мною не аргументы, а высокий авторитет власти, — непреложный авторитет.

Лицо Триродова опечалилось. Он тихо сказал:

— Авторитет власти должен иметь разумные основания. Власть, не умеющая себя оправдывать, не должна существовать.

Вице-губернатор покраснел от злости. Он рычал свирепо:

— Разумных оснований захотели? Власть опирается на силу — вы это слышали? О волевых импульсах слышали? Кузькину мать знаете? Власть — этим все сказано. Нет, серьезно вам говорю, бросьте эту вашу затею. А пока имею честь кланяться. Мне разводить аргументы некогда, я не химик и не ботаник.

Вице-губернатор торопливо сунул руку Триродову и быстро вышел.

Наконец влиятельные члены демократического кружка, группирующегося вокруг редакции «Труды и Дни», решительно высказались за то, чтобы кандидатура Георгия Триродова была поставлена. Этим они увлекли и других. Многие повторяли слова доктора Эдмонда Негри:

— Как в древности поэты требовали себе лаврового венца, так этот смелый человек потребовал себе короны.

Некоторые из социал-демократов выразили принципиальное согласие не противиться этой кандидатуре. Другие говорили, что надобно ознакомиться с Триродовым более обстоятельно.

И скоро уже осталось только две партии. Аристократия, аграрии, капиталисты, крупная буржуазия стояли за принца Танкреда. Все демократические партии решили поддерживать кандидатуру Георгия Триродова. Здесь думали, что несменяемый король обойдется народу не дороже президента республики, а так как за ним не будет стоять партия, из среды которой выходит президент, то его власть будет совершенно призрачна, и все его значение сведется к представительству и к подписыванию бумаг.

В некоторых местностях возникла мысль выбрать королем Филиппо Меччио. При его популярности он, по всей вероятности, был бы избран.

Афра уговаривала Филиппа Меччио согласиться. Но он решительно отказался. Он говорил:

— Мое прошлое меня обязывает. Пусть надевает на себя корону этот русский поэт, для которого мечта краше убеждений. Дело моей жизни — работать над уничтожением в человечестве самой воли к власти.

Афра сказала:

— Но ведь того же хочет и этот русский, если верить его письмам.

Филиппо Меччио воскликнул:

— Византийское лукавство! Я не хочу, чтобы меня могли упрекнуть в этом.

Популярность Георгия Триродова возрастала неожиданно быстро.

Скоро Виктор Лорена стал догадываться, что его расчеты, связанные с кандидатурою Георгия Триродова, оказались ошибочными. Он говорил жене, досадливо морщась: