– Разве это страшно? – сказала Афра. – Я верю в целительные силы природы. Пусть сладострастие и похоть зажгутся, когда придет жестокая, страстная пора. В жестокости истощится сладострастие, суровое станет радостным, и, истощаясь в жестокости, само себя умертвит сладострастие. Разум человечества, вечно ведущий его вперед сквозь мрак и облак дымный к незакатному свету Истины, верховный Разум, которому мы поклоняемся и служим, светозарный и благостный, говорит нам, – и не ложно его слово, – что экстазы пламенные есть и будут для очищений человека.
Опять обрадованная слушала Афру королева Ортруда, и опять милая в ее душе зажглась мечта, и радостная.
– Как прекрасен Астольф! – мечтательно сказала королева Ортруда.
Жестокая! Она и не знала, какою болью сердечною ужалили эти слова Афру, так утешавшую ее в этот мглисто-тихий вечер.
– Ты любишь, Ортруда, этого мальчишку? – спросила Афра.
Голос Афры был сурово-жесток, и ревнивая злость зажглась в ее глазах.
– Люблю, – сказала Ортруда. – Люблю так, как еще никого никогда не любила. Словно полюбила в первый раз, и в первый раз узнала, что значит любить. Но почему ты так опечалилась, Афра? Почему ты спросила меня об этом таким гневным голосом? Почему так бледно и сурово твое лицо?
Афра молчала. Ревнивые слезы блеснули на ее ресницах.
– Ты ревнуешь? – печально спросила Ортруда. – Какая же ты глупая, Афра! Ведь я же и тебя люблю. Разве чувство наше не свободно? Разве, душа у нас не широка, как мир? И даже больше мира она и вмещает в себя все творимое ею по воле. Я люблю тебя, Афра. А ты меня любишь?
Королева Ортруда нежно склонилась к Афре, и целовала ее жаркие щеки, ее влажные от слез глаза.
– О, милая Ортруда, как я люблю тебя! – воскликнула Афра.
И целовала руки и лицо королевы Ортруды. И к ногам Ортруды склонилась Афра, милые лобзая стопы.
Солнце скрылось; быстро темнело. Бесшумно и внезапно, в белой одежде пажа, подошел к ним Астольф. Он бродил задумчивый и грустный по аллеям, где сумрак сгущался, и увидел королеву Ортруду и Афру только тогда, когда подошел к ним совсем близко.
Увидел Астольф их поцелуи, слова любви услышал. И убежал, ревниво плача, и звук быстрых ног его по песку дорог был подобен плеску и шороху легких волн на песчаном берегу морском.
Недолго наслаждался Астольф счастием любви. Испуганный страстными ласками королевы Ортруды, отравленный легкими дымами далекого вулкана, скоро затосковал Астольф.
Нежность королевы Ортруды к Афре постоянно распаляла его тоску. Астольф зажегся жестокою ревностью. Он вспомнил тот разговор с Афрою, когда она говорила, что любит королеву Ортруду.
Ревность, преждевременная любовь, угрызения совести – все эти фурии терзали страстного мальчика.
Убитая им графиня Маргарита Камаи не давала теперь покоя Астольфу. Иногда по ночам она приходила к нему, – стонать на пороге комнаты, где он спал.
Иногда Маргарита легкою тенью скользила мимо Астольфа в темных переходах древнего замка, зыбким смехом дразнила Астольфа и говорила ему:
– Зачем же ты убил меня? Королева Ортруда тебя разлюбила.
А королева Ортруда все сильнее с каждым днем чувствовала в себе влечение к Афре. И отрадные слова великой нежности были наконец сказаны.
Чувства Астольфа к Афре двоились: он ненавидел Афру за то, что ее любит Ортруда, – но и любил Афру, потому что и Ортруда ее любит, и еще потому, что в самой Афре было для него какое-то очарование.
Картина, изображавшая Астольфа, была окончена.
– Тебе нравится, Астольф? – спросила королева Ортруда.
– О, да! – воскликнул Астольф.
– В этой картине есть большой недостаток, – сказала Ортруда.
– В ней нет никакого недостатка! – возразил Астольф. – Она прекрасна.
– В самом замысле картины есть недостаток, – говорила Ортруда. – Юному мечтателю недостает девы. Я напишу вас обоих, тебя и Афру.
На другой день Астольф и Афра стояли в том же уединенном саду королевы Ортруды, – перед юным мечтателем явилась первозданная дева, улыбалась ему, и он смотрел на нее нерешительно и робко, потому что она звала его от его мечтаний к неведомым ему творческим совершениям. Он был более удивлен и восхищен, чем обрадован, – прекрасна была первозданная дева, но что-то в ее взорах страшило.
Смуглое тело Афры восхищало Ортруду еще более теперь, чем тело Астольфа. Оно было законченнее, совершеннее. Астольф понимал это и томился ревностью.
– Смотри на нее, как влюбленный, – сказала ему королева Ортруда.
Астольф отвечал досадливо:
– Я в нее не влюблен, – она толстая.
Афра смеялась, и смех ее досаждал Астольфу.
– Ты ошибаешься, Астольф, – сказала Ортруда, – правда, она не такая тонкая, как ты, но ведь она не мальчик.
Ортруда сказала Афре:
– Завтра утром приди одна. Я задумала еще картину, где ты одна будешь мне моделью.
– А как же эта картина? – спросил Астольф.
– Кончу, не бойся, – улыбаясь, сказала Ортруда.
Астольф ушел опечаленный.
Ортруда была с Астольфом в этот вечер очень ласкова. Но Астольфу казалось, что это из жалости.