Том 4. Волга впадает в Каспийское море

– Постой, подожди, давай обсудим здраво… Ну, ты дай мне слово, что не будешь стреляться в течение недели, – дай неделю на рассуждение. Надо обсудить.

Сергей ушел от Дмитрия через кухню в тот момент, в заполночный час, когда на парадном привычным звонком разбудил тишину дома Кирилл Павлович. Сергей вышел в луну и в мороз, смятенный делами друга. Он пошел на Откос, Откосом проверить себя и дела Дмитрия. Луна светила заволжскими просторами, мороз разбросал алмазы по снегу и мороз шелестел шагами Сергея. Тень Сергея сиротливым волчонком металась за Сергеем, – таким же сиротливым и растерянным, как мысли Сергея, сердце его и понятия о дружбе и долге, смятенные словами Дмитрия. Сергей долго мотался в ту ночь по Откосу, – и Сергей решил предать друга.

Наутро Сергей караулил из-за угла, как проехал в гимназию Дмитрий, как вернулся Иван за Кириллом Павловичем, как поехал Кирилл Павлович в управление. Тогда Сергей позвонил на парадном и прошел к Наталии Дмитриевне. Сергей чувствовал себя бесчестным человеком, потому что можно предать друга на тройке в четверти, но не пред лицом друговой смерти, – можно говорить дерзости старшим, но не вмешиваться в любовные их дела и не рассказывать о том, как их подкарауливают в ванных.

Сергей сказал Наталье Дмитриевне следующее, стоя и опустив глаза, поздоровавшись поклоном, не снимая пальто, с каскеткой в руках.

– Я узнал, что происходит с Митей. Я предаю друга, мне теперь нельзя с ним встречаться, ибо я дал честное слово, что все будет в тайне, а это касается именно вас. Но я решил снять с себя ответственность за его смерть. Он любит вас, Наталья Дмитриевна, как мужчина женщину, он видел вас в ванной, он ревнует вас к Кириллу Павловичу. Он знает, что вы не можете стать его женой и решил застрелиться. – Прощайте! – Сергей шаркнул ногой, поклонился и выбежал из гостиной, со слезами на глазах, шмыгая носом.

Наталья Дмитриевна осталась посреди комнаты – шахматной королевой на паркете пола. Плечи ее не были опущены. Голова ее – не была опущена. Она не видела, не заметила, как убежал Сергей. Она сказала в пустоту:

– Да-да. Никогда не говорите, никому не говорите об этом, Сережа, никогда, никому. Да-да.

Наталья Дмитриевна улыбнулась, как улыбаются во сне, брови ее тогда сошлись в строгости и решимости. Она оглянула комнату просыпающимся взором. Комната была пуста и безмолвна в тепле, противоставшем уличному морозу. Наталья Дмитриевна, все еще во сне, шагнула к круглому столу и взяла обеими руками спинку кресла, оперлась о него, поднялась на цыпочках, откинула назад голову, выгнула спину, прошептала еще раз:

– Никогда, никому. Да-да. Сын мой, родной мой.

Сергей в те минуты бежал по Ошарской, в морозе и смятении. Он предал дружбу, так считал он, и он был участником некой ужаснейшей мерзости, так ощущал он. И правда, больше ни разу не был Сергей в доме на Ошарской, ни разу не заговорил с Дмитрием, как и Дмитрий замолчал с тех пор для Сергея. Дмитрий не застрелился, в доме на Ошарской творилась тайна, о которой не могли говорить ни Дмитрий, ни Сергей, которому эта тайна казалась мерзостью.

Глава третья – Эпилог

Двадцать седьмого февраля в тот год закачалась, чтобы пасть в три дня, Российская империя. – Десять лет человеческой жизни – громадный срок, и десять лет человеческой жизни – оглянуться назад на десятилетие – все это было вчера – Нижний Новгород, Откос, дом на Ошарской, Печорский монастырь. Заволжье. –

В письмах Натальи Дмитриевны остался листок, без начала и конца. – «Над Россией, над Нижним, над моим домом – тишина метели. Сегодня пришло письмо: Кирилл умер в Константинополе. Дмитрий по-прежнему на красных фронтах. Кирилл – знал ли он, что я ушла от него – с сыном, с моим и его сыном? Та тишина, которая в доме, – она к тому, чтобы мне думать о моей жизни. Милый, старый мой друг! – всю жизнь мне казалось, что я счастлива жизнью! – но настоящее, громадное счастье, необъяснимое счастье было у меня только однажды, оно пришло ко мне, когда я должна была спасать сына. Я не боюсь слов – я стала любовницей сына, и мне выпало такое счастье, которое редко выпадает людям, потому-что вечность, все, что дает человеческая любовь и человеческая жизнь, все замкнулось в моем сыне, ставшем моим любовником. Это нестерпимое счастье. Кирилл умер в Константинополе. Сын дрался против отца. Я сегодня узнала о смерти мужа. Я хожу около окон, заиндевевших морозом, я жду любовника, сына, повелителя»… – –

Агроном Сергей Александрович Березин был проездом в Нижнем Новгороде. Он зашел в дом гимназического своего друга Дмитрия Клестова. Был май, когда полошится и полошит людей просторами и гулами Волга. Ошарская была пустынна, в палисадах цвела сирень. Окна в доме не были выставлены. Дверь долго не отпирали. Дверь отперла старуха с пледом на плечах. Это была Наталья Дмитриевна. Наталья Дмитриевна сразу узнала Сергея.

– Это вы, Сережа, – сказала Наталья Дмитриевна. – Революция уже кончена? – Вы знаете, Дмитрий не вернулся с фронта, я думаю, он погиб.