Том 4

Б р ю н е т. Не совсем уже мальчик, ха-ха, но еще в том возрасте, когда самоуспокаиваться нельзя, преступно, перед собой и перед обществом преступно! Я чувствую, Калерия Ивановна, что я уже созрел для ответственной деятельности, а мне говорят - а багаж твой? Ну что ж, годы позволяют, в мозгах, ха-ха, недостачи нет, чуть-чуть поучиться в большом городе, в столице одной из наших республик, и я - директор магазина, а здесь я что? Мое это дело - отпускать колбасу?

К а л е р и я. Галина Михайловна едет с вами?

Б р ю н е т (Сидоркину). Что значит женщина. Ставит вопрос на попа и глазом не моргнет. Неважно ей, какие у человека обстоятельства, что ему, например, в общежитии придется жить, как студенту...

К а л е р и я. Поняла. Не едет. Вы об этом тоже хотели говорить с Константином Николаичем?

Б р ю н е т. Калерия Ивановна, а с кем еще? С ним и с вами, с вами и с ним! Вы же ей единственные близкие люди, кто ее поддержит, если не вы? Можете себе представить, она отравиться обещает, ну что такое! Конечно, как правило, это просто так говорится, несерьезно, - а вдруг?! Чем черт не шутит, пылкая женщина, читает художественную литературу, - я сам, впрочем, любитель, - вдруг возьмет да преподнесет... Вы бы ее видели сегодня утром, когда я нашел записку этого мерзавца!

К а л е р и я. Не трогайте мальчика, хватит. Вообще хватит. Все ясно на сто процентов. Прощайте.

Б р ю н е т. Нет, Калерия Ивановна, вам не все ясно. Еще пара слов, тогда уже прощайте. Вы напрасно на меня смотрите, как будто я плевок какой-нибудь под вашими ногами, и из квартиры выставляете. Давайте-ка разберемся по справедливости, вот тогда будет ясно, кто плевок, а кто, наоборот, хороший человек. Я к ним пришел, когда они были кинуты на произвол судьбы, и я ее одел, я их кормил деликатесами, я на них большую часть моей зарплаты тратил, душу им отдавал - искренно говорю! - потому что, Калерия Ивановна, я обожал эту женщину! Некоторые мои товарищи считали, что она не стоит такого обожания, - их дело! Я - обожал! А стоила она или не стоила, я не думал! Ни о чем не думал, дал свободу чувству, живем один раз, пока чувствуется - надо чувствовать, уверен, что и вы такого же мнения, как человек передовых взглядов! Теперь, конечно, вижу, что о многом следовало подумать, детей узнать, характер ее узнать, прислушаться к самому себе - прочно ли? надолго ли? - каюсь, надо было! Надо! Каюсь - увлекся!.. Но с другой стороны: ведь мы, люди передовых взглядов, за свободное чувство, Калерия Ивановна, - когда сердце говорит "да", и я говорю "да". А если сердце вдруг само, по своему усмотрению, без всякого моего нажима, вдруг оно скажет "нет", тогда что мне прикажете говорить? "Да" - когда оно говорит "нет"? А кому польза? Мне? Ей? Это как же, без всякой, значит, поэзии, в порядке, пардон, принудиловки? Лгать женщине, которую я обожал? Искренно говорю: допускаю, что много воли давал моему сердцу, - но что это значит? Что мне еще не встретилась на жизненном пути та, которая... Может, это и не бывает в молодости? Может, я еще не созрел для постоянства? Созрею в более солидных годах?..

С и д о р к и н. Вот что. Мне уходить - пошли вместе. Пошли, пошли!

Б р ю н е т. Да вот, собственно, и всё. Вот теперь прощайте, Калерия Ивановна. Вы же, так я понял, за ней присмотрите, побеспокоитесь, не бросите одну? Так я вас понял. Искренно благодарен. И вам, и Константину Николаичу. Уезжаю с меньшей тяжестью на душе. Жаль ее, бедную. Еще раз мое почтение, наилучшие пожелания! (Выходит с Сидоркиным в сени.) Учтите, товарищ Сидоркин, вы свидетель.

С и д о р к и н. Чего свидетель?

Б р ю н е т. Я их предупредил. Насчет Галины. Насчет ее угроз.

С и д о р к и н. Перестраховался, гад? (Толчком выбрасывает Брюнета за порог и возвращается к Калерии.) Опять за поясницу держитесь, заболела?

К а л е р и я. А, черт его возьми, радикулит проклятый, я уж думала, он от меня отвязался... Вот, Сидоркин, век живи - век учись. Мыслишь и чувствуешь вроде широко, благородно, а придет сукин сын и повторит твои слова, и не знаешь, куда деваться от отвращения. Он же, в общем, насчет сердца правильно говорил, почему же отвращение?

С и д о р к и н. Наверно, не только в том дело, какие слова, а и в том, кто их скажет. Другому хорошие слова, Калерия Ивановна, и не к рылу. До чего ж немилосердна к Косте жизнь, ай-ай-ай. Крутит его и крутит, что ты скажешь.

На улице плачет О л е с о в а.

О л е с о в а. Так они со мной поступили. Это черствые эгоисты. Друг друга выживали. Не столько и счастья того было, как друг друга выживали. Обо мне ни один не думал, что у меня нервы вконец измотаны.

О л е с о в. Мы его, Галя, найдем. Человек не иголка, не может пропасть.

О л е с о в а. Нет! Ничего уже не будет!

О л е с о в. Может, не сразу, но найдем, увидишь. Да и он не каменный же. Не выдержит, заскучает по тебе, пришлет весточку, а то и сам прилетит. Он тебя любит, как ты не поняла?

О л е с о в а. О ком ты говоришь?

О л е с о в. О Толе.