Том 4

Е в с е е в. А кто это - мы просим? Вы от кого говорите?

С е р а ф и м а. Мы - Миловановы. Я говорю от всех Миловановых.

Е в с е е в. А если Георгию Федоровичу, как отцу, поговорить с Вадимом лично?

С е р а ф и м а. Георгий Федорович хотел говорить, но мы удержали. Зная его характер и характер Вадима. Там бы ничего не вышло, кроме бури. Лучше, если вы повлияете. Если б вы повлияли в свое время...

Е в с е е в. Да. В свое время не сумел повлиять. Что верно, то верно... Чтоб он, значит, не ехал.

С е р а ф и м а. Да, Андрей Иваныч.

Е в с е е в. И племянницу вашу из головы выбросил.

С е р а ф и м а. Да.

Е в с е е в. Если он к ней так относится, как вы говорите, - он же меня пошлет к чертовой бабушке. И с какой стати я... Может, тут его судьба хорошая. Зачем же я буду встревать? Ради вашей миловановской фанаберии?

С е р а ф и м а. Ну что вы говорите, Андрей Иваныч! У нас фанаберия!

Е в с е е в. А что ж такое, как не фанаберия?

С е р а ф и м а. У нас, работяг, всю жизнь отдающих общественному делу!

Е в с е е в (встает). Видать, мы не работяги. Не отдаем жизнь... если Миловановы гнушаются моего Димку принять в семью! Не говорите, Серафима Павловна, гнушаются! Но, Серафима Павловна, влиять все равно не буду. Не буду своими руками крушить Димкино - может, самое святое, кто ж его знает! Серафима Павловна, они молодые, уедут, поженятся, если захотят, и будут себе существовать от вас в сторонке, и не будет вам унижения перед здешними людьми, что вашей Туси муж в тюрьме сидел, - вот ведь чего вам страшно! А вот он выучится - может, получше будет инженер, чем ваш Георгий Федорович, и поязыкастей вас разговаривать будет, Серафима Павловна, у него ведь всё только начинается, поймите, а вы на нем, смотри-ка, уже крест поставили, - ну, люди!

Входит О л ь г а И в а н о в н а.

О л ь г а И в а н о в н а. Андрей Иваныч, ну не волнуйся ты, а еще хвалился - мол, на стенку не лезу...

Е в с е е в. Ольга Иванна, да полезешь тут, обидно же, понимаешь!

О л ь г а И в а н о в н а. Голубчик, ты их прости, единственная ведь, дышали на нее всей семьей. У тебя чуть не дюжина, а тут одна, как цветочек нежный. Ну, хотят посмирней кого, поуважительней, ты ведь тоже своему дитю лучше хочешь, а не хуже.

Е в с е е в. Не в том обида, Ольга Иванна. В другом обида. (Идет к двери.)

С е р а ф и м а. Так как же вы, Андрей Иваныч, решили?

Е в с е е в. Я вам сказал.

С е р а ф и м а. Вы сказали под впечатлением обиды. А когда придете домой и подумаете, то скажете, что обижаться не на что и что Георгий Федорович и все мы совершенно правы. Вот увидите.

Е в с е е в. Ей-богу, вы уж и со мной говорите как с учеником, Серафима Павловна. (Уходит.)

С е р а ф и м а. Не сумела убедить. Не нашла нужных слов.

О л ь г а И в а н о в н а. Да, неладно вышло. Оскорбился старик.

С е р а ф и м а. Придется еще поговорить. (Берет письмо со стола.) Знаете, мама, все больше кажется, что оно связано с ней. Может быть, лучше отдать его Жене, когда уже все разойдутся? Чтоб он свой праздничный вечер провел спокойно.

О л ь г а И в а н о в н а. Это, Симочка, как ты считаешь нужным.

С е р а ф и м а. А то вдруг там неприятность какая-нибудь.

О л ь г а И в а н о в н а. Видишь, если это связано с Надей, то приятности там быть не может. Даже когда с Новым годом, - ну что там, поздравляю, желаю, верно? - и то тяжелая была открытка.

С е р а ф и м а. Почему?

О л ь г а И в а н о в н а. Написала, что не вернется никогда.

Они смотрят на письмо.

Это ужас, как Гоша тогда бушевал. Прямо как, знаешь, в старину проклинали. А Женя заплакал. Новый год встречали, как будто покойник в доме... И так всё сгоряча, раз-раз, - а дороженьки разошлись...

Смотрят на письмо.

Может, сообщают, что ее и на свете нет?

С е р а ф и м а. Все-таки это нельзя - не сразу ему отдать. Я не имею права.

О л ь г а И в а н о в н а. Сима, да прочтем! Чего мы гадаем? Открывай! Какие у него от тебя секреты? Ну, я открою...

С е р а ф и м а. Вот сейчас он придет и откроет. Давайте, мама, стол накрывать, а то не управимся, поздно уже.

Принимаются накрывать на стол.

2

Садится солнце.

В а д и м ждет у дороги. Быстро идет Т у с я. Она в нарядном платье, с букетом, завернутым в бумагу.

Т у с я. Что-нибудь случилось?

В а д и м. Не то чтобы случилось - хотел рассказать о событиях. Ты куда это вырядилась?

Т у с я. Да рождение дяди Жени. Что за события?

В а д и м. Не плохие, не пугайся, и не хорошие, - дурацкие. Твоя тетя Сима разговор имела с моим стариком. О нас с тобой.

Т у с я. Тетя Сима? А что она знает о нас с тобой?

В а д и м. Тетя Сима знает все. Она знает, что я тебя погублю.

Т у с я. Почему не папа или мама? Они тоже знают, что ты меня погубишь. При чем тетя Сима?

В а д и м. А она за папу, и за маму, и за всех Миловановых.

Т у с я. Чего им конкретно надо?

В а д и м. Чтоб ты шла направо, а я налево. Если ты в Ленинград, то я во Владивосток, а если ты во Владивосток, то я в Ленинград.

Т у с я. Удивительно глупо. И тетя Сима, такая умная женщина...