Том 5

— Только сейчас и увидел? Поздно. — Желая переменить разговор, Анна Саввична спросила: — Чего сегодня задержался до ночи? Обещал же вернуться рано.

— Петро Никитин задержал.

— Ну что там у него родилось?

— Дочка, нареченная Анной, — ответил Василий Максимович, поглаживая усы. — Вот новорожденная Анна и задержала Петра, а Петро задержал меня.

— Ну как он? Рад?

— Сияет парень. — Василий Максимович затаил в усах улыбочку. — А у нас-то первым был сынок…

— Ты тоже, помню, сиял.

Василий Максимович тяжело вздохнул.

— Позабыл уже… Давненько это было.

— Вася, что-то ты ешь плохо. Может, водочки выпьешь?

— Разве что в честь новорожденной Анюты? Так и быть, налей!

Выпил рюмку водки, крякнул, ладонью чесанул жесткие усы.

Пришел Гриша, в школьном костюме, рубашка затянута ремнем, под мышкой футляр со скрипкой. Василий Максимович посмотрел на сына и удивился. Первый раз увидел: как же, оказывается, Гриша похож на мать. Лицо молодое, нежное, как у девушки, чубчик светлый.

— Гриша, есть хочешь? — спросила Анна. — Поди переоденься и садись ужинать. — Гриша ушел в свою комнату. — Вот и последний наш отросточек уже вырос.

— Да, подрос, — согласился Василий Максимович. — И как он зараз на тебя похож. Вылитая Аня. Помнишь, как ты была тогда, на холмах… Ночь, луна, маки…

— Эх, ноченьки, ноченьки ушедшие, разве их забудешь…

Когда Гриша сел к столу, Василий Максимович спросил:

— Ну, сынок, похвались, как там твой Шопен?

— Я весь вальс знаю наизусть. Играть же надо без нот, — ответил Гриша. — Я буду играть соло…

— Ну, ну, действуй, — одобрительно отозвался отец. — А летом посажу тебя за рычаги гусеничного послушать степную музыку.

— Кто о чем, ты опять о тракторе, — с обидой сказала Анна. — Будто не о чем с сыном побалакать.

— Ну что, Гриша, на холмах еще не бываешь? — спросил отец. — Я в твои годы…

— Зимой бывал, — ответил Гриша. — Весь наш класс катался на санках.

— А теперь, весной, еще не был? Там уже зацвели маки.

— Не знаю, может, еще коллективно пойдем.

— Сходи один, без никого. Или вдвоем с подружкой.

— Ну чего прицепился? — сказала Анна. — Дай парню поесть.

Василий Максимович вышел из-за стола, поправил под поясом рубашку, топнул ногой, словно собираясь танцевать.

— Гриша, сыграни-ка для меня развеселую! Плясовую, чтоб с огоньком! Лезгинку умеешь?

— Не умею. — На чистое лицо Гриши наплыл румянец. — Если бы ноты да сперва их разучить.

— Знать, требуются ноты? — удивился отец. — А я, дурень старый, думал, что лезгинку можно играть безо всего. Выходит, нельзя.

Василий Максимович уже лежал в постели, когда хлопнула калитка и в хату, тихонько смеясь и вполголоса разговаривая, вошли Эльвира и Жан. «Развеселая подобралась парочка, — подумал он. — Детишек нету, ни тебе забот, ни печалей… Радостно живут». В хате снова стало тихо, было слышно, как булькала, падая из рукомойника, вода. Василий Максимович ворочался, поправлял подушку, хотел уснуть и не мог. Не зажигая свет, поднялся, взял папиросу, спички и ушел в сенцы.

— Чего полуночничаешь? — спросила Анна, когда он вернулся. — Табачищем прет от тебя… Ложись и спи.

— Не спится. Думки лезут в голову.

— Вижу, что-то копнится у тебя на душе. А что?

— Одно к другому прибавляется… Вот и Гриша скоро улетит из гнезда, — тихо, словно думая вслух, говорил Василий Максимович. — Музыкант… Еще таких в роду Бегловых не было. Это он так, из жалости ко мне, говорит, что сядет на трактор. Не сядет, не нужен ему трактор… Да и старшие нас забывают. Что-то редко захаживают. Аня, может, пригласить их на обед?

— Всю ораву?

— Посидели бы за столом, побеседовали бы.

— О чем собираешься беседовать?

— О жизни, о чем же еще.

— Потолковал бы с одной Дашей, — советовала Анна. — Она ныне главная в партии, завсегда с людьми. Или поезжай к Дмитрию, тот все знает…

— Дмитрий далеко. Потолкуем с теми, кто рядом.

— Вася, может, не детям к нам приходить, а нам пойти к ним? — спросила Анна. — Можно собраться у Даши или у Максима.

— По гостям нам расхаживать нечего, — сердито ответил Василий Максимович. — Да, позабыл еще сказать. Заезжал я к Барсукову насчет холмов.

— И что? Разузнал правду?

Балачка та брехня. Михайло и сам понимает, что холмы наша древность, что на них кровь пролита. — Василий Максимович повернулся к жене: — Так когда же пригласим детей?

— Можно в субботу. Сам-то ты как? В тот день на поле не задержишься?

— В субботу я как раз свободный от наряда.

Василий Максимович лег на спину, положил ладони под затылок и вздохнул глубоко, всей грудью. А Анна думала об Эльвире и Жане. «Вот и нашла Эльвира свое счастье. И о чем с ними нам, старым, толковать, о какой жизни? У них своя жизнь, свои заботы и свои радости, Завтра уже начнут работать. А чего еще нужно? Вот напрасно я сказала, что по паспорту Жан не Жан, а Иван. Пусть бы в станице был хоть один Жан. Иванов и так у нас много. Жан — имя не нашенское, а все ж таки красивое»…