Том 5

— Все это я понимаю, — сказал Барсуков. — Но что мне делать, позвольте вас спросить? Себя поставьте на мое место. Поэтому я говорю: отпустить с работы ни того, ни другого я не могу! Знаю, над Валентиной Яковлевной власти я не имею, у нее есть главврач — Петр Петрович Снегов. Но свое мнение главврачу я скажу. Что же касается тебя, Виктор Петрович, то я не нахожу причины для твоего ухода с работы. Помнишь, ты обещал мне создать в «Холмах» свой микроклимат, вот и создавай. Наступает сезон полива пшеницы, а у меня одной только «Авроры» более тысячи га. Мы обязались взять по семьдесят центнеров с каждого гектара, все подготовили, протянули поливные борозды. Вчера впервые поливали «Аврору». Прекрасно! Сколько это стоило труда. А теперь что? «Аврора» останется без дождя? Так, что ли, Виктор Петрович?

— На поливных землях дело налажено, обойдутся без меня, — сказал Виктор.

— Как это обойдутся? Нет, брат, раз взялся, дал слово, то и сдержи его… Как же мне быть без мелиоратора?

— Тогда разведите нас, разъедините! — Виктор развел руками, как бы показывая, как это нужно сделать. — Не то что в одном доме, мы не можем жить в одной станице.

— Я не суд, — ответил Барсуков. — Если суд не находит нужным и возможным…

— Я уеду, и никто меня не удержит. — Валентина смотрела на Барсукова злыми, полными слез глазами. — Ему требуется мое согласие на продажу дома? Я согласна, только избавьте меня…

— Ну зачем же плакать, Валентина Яковлевна? Слезы ни к чему, — говорил Барсуков. — И не надо в таком деле торопиться. Давайте посоветуемся с Дарьей Васильевной. Ее женское сердце к чужому горю чуткое…

Что он еще говорил, Валентина не слышала. По ее омытому бледностью лицу катились крупные слезы, и она, не вытирая их, покусывала нижнюю губу и молчала. «Есть, есть в ней какая-то особенная привлекательность, и понять Ивана Андронова можно, — подумал Барсуков. — А вот как понять Виктора Овчинникова?»

— Михаил Тимофеевич, ни в чьих советах я не нуждаюсь. Обойдусь! Как-нибудь…

Словно от нестерпимой боли, Валентина скосила к плечу голову и опрометью выбежала из кабинета.

Наступило неловкое молчание.

— Что ж теперь? — Барсуков сердито застегнул портфель, вышел из-за стола. — Я тебя спрашиваю, Виктор?

Переступая с ноги на ногу, Виктор кашлянул в кулак, сел и тотчас встал.

— Михаил Тимофеевич, как же с домом? — спросил он. — Честное слово, платить у меня нечем.

— Разве об этом надо печалиться? Жену теряешь, а ты о доме.

— Я давно ее уже потерял…

— Вот это и плохо. — Барсуков остановился возле дверей. — Вот что, Виктор, напиши заявление вместе с Валентиной. Рассмотрим на правлении, может быть, возьмем твой дом на баланс колхоза. В нем мы можем поселить семью, а тебе, одинокому, дам комнату в новом доме. Но предупреждаю: из Холмогорской ты не уедешь, без мелиоратора я не могу. Валентина может уехать, там у них, у врачей, свои порядки. А ты забудь и думать об отъезде!

В приемной Барсуков встретил Казакова.

— Михаил Тимофеевич, в какую сторону? — спросил Казаков.

— В первый зерновой. Поеду посмотрю «Аврору», как она там чувствует себя после полива. — Они прошли к стоявшей у подъезда «Волге», Барсуков приоткрыл дверку. — Алексей Нилыч, что-то не вижу нового дворника. Опять увильнул Евдоким Беглов?

— А-а… — Казаков махнул рукой. — Видишь ли, его казачье высочество не соизволило прийти на работу, не пожелало.

— Ну и шут с ним, с этим казаком. Есть, Нилыч, дело поважнее. — Барсуков проводил взглядом ссутулившегося, выходившего из ворот Виктора. — Сегодня же посмотри дом Овчинникова, прикинь в уме условную цену. Может, придется взять дом на свой баланс.

— Все ж таки разваливается гнездо? Я так и знал…

— Что знал, знал? — сердито спросил Барсуков. — Сделай то, о чем тебя просят, и без этого… без трёпа.

— Понимаю, понимаю… Все будет сделано, Михаил Тимофеевич.

— Да, чуть было не забыл о самом главном. — Барсуков порылся в портфеле, отыскал там какую-то бумагу, потом посмотрел на свои ручные часы. — Часа через два к нам припожалует важная особа.

— Кто таков?

— Анчишин… Сам напросился в гости.

— А, Павел Кузьмич! Милейшей души человек!

— Прохвост, каких мало… Но не об этом зараз речь. — Барсуков передал Казакову бумагу. — Возьми этого Анчишина на свое полное попечение. Надо встретить, угостить, — словом, все как полагается.

— Понимаю.

— В этой бумаге изложены все наши нужды по машинному парку. Анчишину они отосланы еще зимой, уже скоро уборка, а он, как говорится, не мычит и не телится. — Барсуков подумал, пожевал губами. — Что нужно, Нилыч? Во-первых, покажи Анчишину всю нашу технику, особенно старые, к делу уже не пригодные машины. Во-вторых, побывай с ним в мехмастерских. Пусть Анчишин воочию убедится, какие у нас плохие дела с запасными частями. Затем, конечно, Казачий курень. Заранее позвони Конькову, пусть этот куренной приготовит обед. Скажи ему, пусть на угощение не скупится, и чтоб обязательно были свежая рыба и раки к пиву.

— Михаил Тимофеевич, сам в курень заглянешь?

— Нет, нет, только без меня.

— Как же без тебя? Да почему же, Тимофеич?