Читаем Том 5 полностью

И так профурсетски, козел, высказал он этот свой виповско-первоклассный выпад против царствующей особы «вездесущей жены», а потом употребил «по-ни-ма-е-те?», что все самолюбие вдруг во мне взыграло, поскольку кроме астральных голосов, мук совести и все-го прочего вышел я на дежурство с накануне удачно поставленным диагнозом типа «с букетом вас, дорогой пациент, – гонорея и грибок нового поколения, хреново реагирующий на сулему, счет оплатите в регистратуре».

Так что я находился на службе в состоянии иронического возмущения. Вот что значит, злюсь, веяние новой жизни общества, тогда как раньше ваш диспансер босиком забегал бы вокруг моего, букет Венеры подцепившего, и даже о продуктовой взятке не заикнулись бы, не то что о счете, а просто ждали бы отстегнутой «столицы» с набором колбасы, грудинки, литовского сыра и пары банок бельдюги жареной в собственном ее соку, а теперь все блыстнуло вместе с Литвой и бесплатного для гражданина СССР медицинизма.

Будь проклята, скриплю зубами от рези, сволочь, гаденыш на пороге аттестата зрелости, шмакодявка со своим невинным видом… растерзал бы, удавил бы гадость, попадись тогда она мне под руку, и сам, думаю, будь проклят, однако радуйся, что у тебя не СПИД.

Данной тирадой хочу сказать, что контроль над собою был у меня существенно ослаблен, если вовсе не потерян. А вы, жалкою толпой сидящие на тронах, свободы, гения и славы палачи, не прерывать, руки не выкручивать…

Чем шипеть меж собою, продолжаю, господа придаточные завсегдатели, вы представьте себя на моем месте: глаза на лоб лезут: офицер мне маячит, что у фигуры чемодан набит валютой, а сама фигура подлеца выступает со своим «по-ни-ма-е-те?». Одним словом, гнидой он являлся, не ведающей, что у должностного лица тоже имеется предел наивысшего терпения, перепрыгивать который не советую, не надо.

Вежливо приглашаю его пройти в мое помещение для дальнейшего досмотра. Он опять хамит, доводя до белого каления резь в мочеполовом канале, которая, враг организма, зигзагом издевательским режет его с паха по пупок и вызывает нервный кашель.

Я и уведомляю крайне вежливо и все еще терпеливо:

– За десять иногда минут, пассажир Сызмальский, можно не только взлететь, но даже и присесть. Куда летим? И на что намекаете, говоря насчет вездесущей жены?

Самого уже шатает все та же резь в том самом, ранее указанном месте, где бесчинствует подхваченный букет Венеры, к тому же подступило к горлу желание отлить и забыться глубоким сном могилы… о Боже, если Ты есть, взгляни сверху вниз: кому-кому, а микробам тут плевать на любые чины и звания, им – что рыба, что свинья, что Пушкин с Лермонтовым, Наполеон и сифон Ильича, поговаривают, идущий аж от предков еврейской национальности.

Но вместо ответов поганый этот Сызмальский злобно шипит, пальцем тыча в потолок:

– Если самолет улетит без важной моей персоны, то вы так за это ответите… погоны ваши сомнительные на обоих плечах запылают для начала к ебене матери – не менее!

И вдобавок ко всему преподносит следующую, категорически неслыханную в нашем помещении общую угрозу:

– Мандавошки, это конец вашей карьеры!

Согласитесь, Ваша Честь, это уже не лезет ни в какие наши воздушные ворота. Все мы, помню, после этого унижения скептически переглянулись. Тогда же я от законной злобы почти что напрудил в штаны, что само по себе при рези пытка, и только затем разговнился на свою голову:

– Слово офицера, Сызмальский: самолет от вас никуда не улетит. Оформляйте, господа офицеры, найденные нарушения, реквизируя все лишние суммы в пользу государственно-го закона о вывозе, положенное оставьте при нарушителе и препроводите на борт, в случае сопротивления составляйте протокол для далеко идущих последствий – это все, я, кажется, сказал, все-е-е! Выдворяйте хама за пределы Отечества!

Затем на мандражащих цирлах балерины строевого шага спешу в сортир, где и отливаю, едва не теряя созание; оба глаза, повторяю, на лоб лезут от каверзного сверления боли в окончательно несчастном моч. канале. «За что, за что?» – мысленно вопию, укоряя высшие сферы влияния на весь злополучный ход мировой истории.

Тем же шагом – будь что будет, провались все в эпицентр ядра планеты – спешу в вип-буфетную, где на халяву глотаю полстакана «курвуазье», расширившего все, которые требуется расширить, сосуды, но и намекнувшего на что-то вроде «проклятой курве аз ее воздам, пропущу подлятину-телятину через мясорубку и наделаю котлет для собак бездомных, любой положительный человек аналогично поступил бы на моем месте, убью сикопрыгу аттестата зрелости».

Правильно, выходит дело, утверждает народ, если не повезет, то практически можно подцепить и на родной сестре, хотя я думаю, что речь идет о жене, и не надо меня тут перебивать, не надо, лишнего ничего в последнем слове не говорят, вы тут не меня учите, а Бухарина…

Перейти на страницу:

Все книги серии Ю.Алешковский. Собрание сочинений в шести томах

Том 3
Том 3

Мне жаль, что нынешний Юз-прозаик, даже – представьте себе, романист – романист, поставим так ударение, – как-то заслонил его раннюю лирику, его старые песни. Р' тех первых песнях – я РёС… РІСЃРµ-таки больше всего люблю, может быть, потому, что иные из РЅРёС… рождались у меня на глазах, – что он делал в тех песнях? Он в РЅРёС… послал весь этот наш советский порядок на то самое. Но сделал это не как хулиган, а как РїРѕСЌС', у которого песни стали фольклором и потеряли автора. Р' позапрошлом веке было такое – «Среди долины ровныя…», «Не слышно шуму городского…», «Степь да степь кругом…». Тогда – «Степь да степь…», в наше время – «Товарищ Сталин, РІС‹ большой ученый». Новое время – новые песни. Пошли приписывать Высоцкому или Галичу, а то РєРѕРјСѓ-то еще, но ведь это до Высоцкого и Галича, в 50-Рµ еще РіРѕРґС‹. Он в этом вдруг тогда зазвучавшем Р·вуке неслыханно СЃРІРѕР±одного творчества – дописьменного, как назвал его Битов, – был тогда первый (или один из самых первых).В«Р

Юз Алешковский

Классическая проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
60-я параллель
60-я параллель

«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.

Георгий Николаевич Караев , Лев Васильевич Успенский

Проза / Проза о войне / Военная проза / Детская проза / Книги Для Детей