Том 5

5 от него раздосадованный, оскорбленный и мало-мало что разве

6 удивленный.

Обломов, однако ж, не тяготился присутствием ни того ни другого. [Один] Тарантьев был говорун, хотя и бранчивый, вздорный и грубый, но всё же он делал много шуму [в комнате, где цар‹ил›] и [сообщал кабинету Обломова] [и оживлял кабинет] выводил Обломова из неподвижности и скуки без всякого труда со стороны последнего.

7 Он [говори‹л›] кричал, спорил, бранился и составлял род какого-то спектакля, избавляя [от] Илью Ильича самого от [труда] необходимости говорить и делать.

8 В комнату,

9 где царствовал сон и покой,

55

Тарантьев приносил жизнь, движение, а иногда и вести извне.

1

Присутствие Алексеева нравилось

2 Обломову [потому что Илья Ильич] по другой, не менее важной причине. Обломов в присутствии Алексеева

3 видел два преимущества для себя: если он хотел жить по-своему, то есть лежать молча, дремать или ходить по комнате [как один], Алексеева как будто не было,

4 он тоже молчал, дремал или смотрел, не читая, в книгу, [или] разглядывал

5 картинки и вещицы.

6 С А‹лексеевым› Обломов был в комнате, как будто никого не было, и Обломов был как будто один, не стесняя себя ни в чем. Если же ему хотелось

7 выразиться, проявить [себя] наружу волнение, тут был всегда готовый и покорный слушатель и участник, разделявший одинаково согласно и его молчание, и его разговор, и волнение, и образ мыслей, каков бы он ни был. Притом и тот и другой

8 были бедные люди, [которые нуждались во всем] нуждавшиеся во всем и не везде находившие в Петербурге радушный прием [лакомые до] самолюбию.‹л. 16›

Обломова, как барина и как достаточного человека, льстило [накорм‹ить›] одолжить их, [накорм‹ить›] принять у себя, накормить хорошим обедом. «Ведь это бедняки, голь, не то что наш брат!» – говорил он

56

с самодовольствием. Другие гости заходили редко: он удалялся от них, они от него. Из них почти никто не нравился.

1 [Одни жили как-то шумно, деятельно] Одним не сиделось на месте, всё бы им [ехать] поехать и туда и сюда, [другие] поехать

2 обедать [вместе] куда-нибудь да в театр, летом так за город, тех занимали вечера, танцы, третьи всё волочатся за женщинами и только об этом думают, четвертые любят говорить о литературе,

3 до всего им дело, везде суют свой нос; всякая городская

4 новость им точно как родная. Всего этого они требовали и от Обломова, а Обломов

5 был не охотник ни до езды, ни до танцев, ни до прогулок. Всё это он терпел [и сносил] в одном только человеке, в Карле [Штольце] Михайловиче Штольце, товарище [его] детства и ученья, который был в то время за границею, но Обломов ждал его с часу на час.

– Здравствуй, земляк, – сказал

6 Тарантьев, протягивая мохнатую руку к Обломову. – Что ты это лежишь по сю пору, как колода?

– Не подходи, не подходи: ты с холода, – говорил Обломов, прикрываясь одеялом.

– Вот [это] еще что выдумал, с холода! – [говор‹ил›] закричал на него Тарантьев, – ну-ну, бери руку, коли дают; в другой раз [и не дам] издали палец

7 покажу; больше ничего и не получишь. Да что же ты не встаешь – вставай, а то, ей-богу, стащу: вот побожился.

8

Он схватил Обломова за плечо и начал тащить с постели.

– Что ты, что ты, помилосердствуй! – кричал Обломов,

9 и стараясь руками и ногами удержаться

10 за что возможно. Но Тарантьев ухватил его и за другое плечо и до половины стащил с постели, так что Илья Ил‹ьич›

57

волей-неволей должен был проворно вскочить на ноги, чтоб не упасть головой вниз.

– Экой медведь! ну, брат, ты прямой медведь, Михей Андреич, – говорил

1 он, сразу попадая ногами в обе туфли и садясь на постеле, – кто так делает: только медведи в лесу; и те, я думаю, тише; вот ты ногтищами, я думаю, совсем до крови разодрал мне плеча – [ей-богу] право, медведь! Я сам сейчас хотел вставать.

– Знаю я, как ты встаешь: ты бы тут до обеда провалялся. Ну-ка, ну-ну: одевайся да умывайся живее. Эй, Захар ‹л. 16 об.›, Захар, где ты там, старый дурак, давай скорей одеваться своему барину.

– А вы заведите-ка прежде своего Захара, да и лайтесь тогда, – хрипел Захар,

2 злобно поглядывая на Тарантьева.

3

– Ну-ну, еще разговаривает, образина! – говорил Тарантьев и поднял ногу, чтобы сзади ударить

4 Захара. Но Захар остановился, обернулся к нему и ощетинился.

– Только вот троньте! – яростно захрипел он, – что это такое? Я уйду… – сказал он, идучи к дверям.

– Да полно тебе, Михей Андреич, какой ты неугомонный: ну что ты его трогаешь? – сказал Обломов. – Давай, Захар, что нужно.

Захар воротился и, косясь на Тарантьева, проворно шмыгнул мимо его. [Он] Обломов, облокотясь на него, как [устав‹ший›] очень утомленный человек, привстал с постели и нехотя перешел

5 на большое кресло, опустился в него и остался неподвижен, как сел. Захар взял с одного столика помаду, гребенку и щетки, [намазал] напомадил ему голову, сделал гребенкой пробор и потом причесал его щеткой.

– Умываться теперь, что ли, будете? – спросил он.

– Немного погожу еще! – сказал

6 он, – а ты поди себе. [Дай-ка мне]

– Ах, да и вы тут, – сказал

7 Тарантьев, обращаясь к Алексееву, в то время как Захар причесывал Обломова, -

58

я вас не видал.