Том 5

2 и вздохнул свободно, оставшись дома, где только и чувствовал себя вполне хорошо, привольно, безопасно. Он дружески улыбнулся своим пенатам, от которых отрывала его докучливая беготня, [приветливо дарил] покоил приветливый взгляд на своих диванах, креслах, на всех мелочах, [на все мелочи, к которым] [всю незатейливую обстановку] на всем, что любил, к чему привык. Никто не возмущал его спокойствия, редко самому строгому отшельнику удавалось пользоваться [такой тишиной] таким уединением и тишиной, какая, в столице, среди полумиллиона людей, окружала Обломова.

Что ж он делал? Читал?

3 передавал бумаге плоды уединенных мечтаний, дум? Учился? Нет. [Но чтение] Чтение, писанье и ученье он

4 привык понимать [не как существенную потребность человека, а] как такое занятие, которое требует особенной, исключительной страсти, как например рыбная ловля, охота, верховая езда.

5

103

Он волею или неволею выслушал курс наук в одной школе, куда его отдали [уж лет] шестнадцати лет.

1

Волей или неволей – потому что никогда нельзя было узнать,

2 кончил ли бы он курс добровольно, если б это предоставили на его произвол. Робкий характер мешал ему предаваться лени и капризам в школе,

3 где придерживались строгой дисциплины [где избалованн‹ых›] и не делали никаких исключений в пользу балованных сынков. От этого он, по необходимости,

104

сидел в классе прямо, слушал, что говорили наставники,

1 и аккуратно выучивал уроки, которые задавались ему.

2 ‹л. 30 об.› Но дальше

3 той [черты] строки, под которой учитель, задавая урок, проводил ногтем черту, он не заглядывал; расспросов каких-нибудь

4 учителю

5 не делал и объяснений

6 никогда не требовал. Он [до‹вольствовался›] вполне довольствовался тем, что [зада‹но›] написано в тетрадке. [Между тем] Словом, он исполнял всё, что предписывалось по программе, и отвечал на всё, что спрашивали на экзаменах.

7 [Но между] [Но несмотря на это, наука туго давалась ему: он многого не мог понять] [Не мудрено, он] [Многое казалось ему темно и] Например, он

8 никак не мог объяснить себе, отчего история – наставница людей?

9 Что за пример ему какой-нибудь Карл V, Лютер, Фридрих Великий? Что за урок извлечет он, Илья Ильич, для себя, например,

10 из Пунических

11 войн или из Реформации? И наконец, что за сладость [тира‹нить›] находят учители мучить человека, заставляя выучивать его тысячу

12 разных лиц [и проделок], эпох, разных происшествий, до которых ему никакого дела нет.

13 [Ему] [Если [учитель или] товарищи объясняли, что надо читать] А когда ему говорили, чтоб он почитал Плутарха, Тацита, Саллюстия, и потом назвали тысячу других имен,

14

105

[они-то вот] сказав, дескать, там

1 ты увидишь живые физиономии тех людей, которых учил у Шрека и других, и что [эти физиономии] увидишь в этих физиономиях сходство

2 и с своею собственной, он ужаснулся, посмотрев, что и сколько надобно читать.

3

И с статистикой, и с политической экономией [вышл‹о›], и с другими науками оказалось то же самое. Он довольно твердо выучил книгу, называемую статистикой, но когда сказали ему,

4 что он выучил только один момент [и что], и то прошедший, и что каждый [такой] другой момент ведет за собой и другие данные, поэтому надо следить поминутно [за ходом] за наукой,

5 чтоб

6 иметь в голове физиономию какого-нибудь государства, что, например, в политической экономии с изменением разных обстоятельств и условий государственного быта изменяются и самые истины,

7 он опять пришел в отчаяние.

8 А он

9 считал обыкновенно наукой ту тетрадь,

106

которую приносил учитель, и, выучивши ее, считал

1 дело решенным,

2 а тут вдруг читать! Языки давались ему не лучше: переводит он, кажется, прилежно всё, что задает учитель, изредка только прибегнет к Карлу,

3 и то больше потому, что он

4 немец и наследовал от отца [все двена‹дцать›] чуть не целое вавилонское столпотворение языков, а то Обломов делает [всё] сам, и слова выучивает, и в лексикон не ленится заглядывать,

5 и синтаксис учит исправно, всякий раз от одной черты, проведенной ногтем учителя, до другой, ну так, что в год почти целую книгу

6 переведут, ‹л. 31› как бы, кажется, не привыкнуть? А чуть возьмет другую книгу – не ту, по которой с учителем переводят, – точно по-арабски писана: ничего не понимает. Читай, твердили ему, читай и вне классов, в свободное время, читай и по ночам, читай и вышедши из школы! Неестественно и тяжело ему казалось такое неумеренное чтение книг: зачем же все эти [учебные книги] тетрадки, [когда еще не всё кончено [зачем лишения], к чему] на которые изведешь пропасть бумаги, времени и чернил, зачем учебные книги? Зачем же, наконец, шесть-семь лет затворничества, [когда еще не всё кончено, за‹чем›] [лишения] [за‹чем› к чему] все строгости, взыскания, сиденье и томленье над уроками, запрет бегать, шалить, веселиться, когда еще не всё [это] кончено? «Когда же жить?» – спрашивал он

7 самого себя. «[Ученье] Учиться – так не жить, жить – так не учиться», – думал он [про себя]. Ученье было для него

8 не жизнью, а только каким-то официальным приобретением права на настоящую жизнь.

9

107