– Сказать ли тебе, что это такое? а?
Захар повернулся, как медведь в берлоге, и вздохнул на всю комнату. ‹л. 47›
– «Другой» – [это есть] кого ты разумеешь – есть голь окаянная, грубый, необразованный человек; живет это всё грязно, бедно, на чердаке; он, каналья, и выспится себе на войлоке где-нибудь на дворе: что эдакому сделается? ничего. Трескает-то он картофель да селедку. Нужда мечет его из угла в угол, он и бегает день-деньской. Он, пожалуй, и переедет на новую квартиру.
158
Вон Лаганов: возьмет линейку под мышку да две рубашки в носовой платок и идет: «Куда, мол, ты?» – «Переезжаю», – говорит. Вот это так «другой»! А я? Хм. Я, по-твоему, «другой»? а?
Захар взглянул на барина, переступил с ноги на ногу и молчал.
– Что такое «другой»? – продолжал Обломов, – «другой» есть такой человек, который сам себе сапоги чистит, одевается сам, хоть иногда и барином смотрит, да врет: он не знает, что такое прислуга; послать некого, сам сбегает за чем нужно; и дрова в печке сам помешает, иногда и пыль оботрет…
– Из немцев [многих вот] много эдаких! – угрюмо сказал Захар.
– То-то же. А я? Как ты думаешь: я «другой»? а?
– Когда же вы другой! – сказал
– Нет, ты
– Да полно вам, батюшка, томить-то меня!
– Я [всё равно что «другой»] «другой», по-твоему? а? Да разве я мечусь, разве работаю? мало ем, что ли? худощав или жалок на вид? Разве недостает мне чего-нибудь, а? Кажется, подать, сделать есть кому? Я ни разу не натянул себе чулков на ноги,
159
сторожа чихать за себя… Так как же я «другой»? Пойду ли я охотой на целый день из дома?
Губы у Захара
– Захар! – повторил Илья Ил‹ьич›.
– Чего изволите? – чуть слышно просипел он.
– Дай еще квасу.
Захар принес квасу, [и пошел было] и когда Илья Ил‹ьич›
– Нет, нет, ты постой, – заговорил [Иль‹я› ‹Ильич›] Обломов. – Я спрашиваю тебя, как ты мог так горько оскорбить барина, которого ты
160
которому век служишь и который благодетельствует тебе?
Захар не выдержал.
– Виноват, Илья Ил‹ьич›, – начал он сипеть с раскаянием, – это я по глупости, право, по глупости сказал.
– А я, – продолжал Обломов голосом оскорбленного и не оцененного по достоинству человека, – забочусь
Захар тронулся окончательно последними
161
– Батюшка, Илья Ил‹ьич›! – умолял он, – полно вам! Что вы, Господь с вами, такое непутное
– А ты! – продолжал, качая головой и не слушая его, Обломов, – ты бы постыдился выговорить-то! Барин всё равно что «другой»!