Том 5. Багровый остров

За окном глухая команда, топот, и все смолкает, как бы ничего и не было. Паисий часто и жадно крестится, зажигает свечи и исчезает.

Махров. Расточились... В форме... ишь ты. Недаром сказано: и даст им начертание на руцех или на челах их... Звезда-то пятиконечная...

Голубков. Что такое случилось здесь? (Шепотом Серафиме.) Здесь уже должны быть белые... Местность в их руках. (Громко.) Бой... отчего все это произошло? Отчего?

Барабанчикова (внезапно). Оттого это произошло, что генерал Крапчиков — задница, а не генерал!

Крупная пауза.

(Серафиме.) Пардончик, мадам.

Голубков (машинально). Ну?..

Барабанчикова. Ну что «ну»? Ему прислали депешу, что конница появилась, а он, язви его душу, в преферанс сел играть.

Голубков. Ну?

Барабанчикова. Шесть без козырей объявил.

Махров. Ого-го-го, до чего интересная особа!

Голубков (насторожившись). Простите, вы не коммунистка?

Барабанчикова. Да ну вас!

Голубков. Простите, вы, по-видимому, в курсе дела. У меня были сведения, что здесь в Курчулане штаб генерала Чарноты стоял?

Барабанчикова. В Курчулане? Вон у тебя какие подробные сведения!

Серафима. Сергей Павлович!

Голубков. Нет, просто интересно узнать, что происходит...

Барабанчикова. Ну был Чарнота! Как ему не быть! Был и весь вышел.

Голубков. А куда же он отправился?

Барабанчикова. В болото.

Махров. А откуда у вас столько сведения, дама?

Барабанчикова. Очень уж ты, архипастырь, любопытен.

Махров. Почему вы меня именуете архипастырем?!

Барабанчикова. Ну ладно, ладно, нечего!

Паисий вбегает, подкрадывается к окну, затем гасит все свечи, кроме одной.

Голубков. Что еще?

Паисий. Ох, сударь! И сами не знаем, кого нам еще Господь посылает и будем ли мы живы к ночи. (Проваливается сквозь землю.)

Слышен глухой, многокопытный топот.

Махров. Пожаловал кто-то. (Исподтишка крестится.)

На окне вспыхивает и танцует пламя.

Серафима. Пожар?

Голубков (всматриваясь). Нет, это факелы! (Прижимается к окну, глядит, потом оборачивается, глаза у него ошалевшие.) Ничего не понимаю. Серафима Владимировна, белые войска. Клянусь богом, белые! Офицеры в погонах! (Вскрикивает.) Свершилось! Поймите, Серафима Владимировна, — белые!! Мы перешли фронт!

Барабанчикова (садится, закутанная в попону, говорит кисло). Ты, интеллигент! Заткнись мгновенно! Здесь не Петербург, а Таврия, коварная страна. «Погоны... погоны...» [Если на тебя погоны нацепить, это еще не значит, что ты стал белый. А ежели я себе красную звезду на голову надену, ты уж будешь передо мной плясать, Интернационал напевать?] А если отряд переодетый, тогда что?

Вдруг мягко ударил колокол, как басовая струна.

Ну зазвонили. Засыпались монахи-идиоты! (Голубкову.) Какие штаны?

Голубков. Красные! А вон еще въехали... у тех синие с красными боками.

Барабанчикова. «Въехали, с боками...» Черт тебя возьми. С лампасами, может быть?

Слышна протяжная картавая команда де Бризара: «...первый эскадрон, слезай...» Шум. Барабанчикова, прислушавшись, меняется в лице.

Что такое? Да быть не может!.. (Голубкову.) Кричи «ура», кричи, говорю тебе! Смело кричи! (Сбрасывает с себя попону и тряпье и вскакивает в виде Чарноты. Он в черкеске, со смятыми серебряными генеральскими погонами. Револьвер засовывает в карман, подбегает к окну, свистит в свисток, кричит.) Смирно! Здравствуйте, гусары, здравствуйте, донцы! Полковник Бризар, ко мне!

Серафима, Голубков и Махров застывают в неподвижности. Дверь открывается, и первой вбегает Люська. Она в косынке сестры милосердия, в кожаной куртке и в высоких сапогах со шпорами.

Люська. Гриша!.. Гри-Гри!.. (Бросается на шею Чарноте.) Не может быть! Не верю глазам!

Вбегает де Бризар в коротком полушубке и красных чакчирах, за ним ротмистр и Крапилин с факелом.

Глядите, господа! Живой! Спасся! (Подбегает к окну, кричит.) Полки! Слушайте! Генерала Чарноту отбили у красных!

Де Бризар. Ваше превосходительство! Гриша! (Целуется с Чарнотой.)

Люська. Мы по тебе панихиду отслужили. Как ты спасся?