Затем она простилась со всеми, мягко улыбнувшись большим глазам Евы, и ушла, раскачивая шелковой сумкой, твердая и тяжелая в сером, глухом платье, в синей шляпе, единственным украшением которой был плоский синий бант. Дверь закрылась. Еще Ева услышала, как она кашлянула за дверью, и ее сердце неприятно сжалось.
Но начался разговор; Детрей на вопрос Джесси сообщил, что через несколько дней работы его будут окончены, после чего предстоит возвратиться в Покет, откуда он приехал.
— Отлично, — сказала Джесси, шевеля концом пальца его цветы, — вы будете мне писать?
— Непременно! — сказал Детрей и подумал с огорчением, что она намерена предложить ему «дружбу», то есть то, о чем на другой день. девушки забывают.
Джесси открыла рот, чтобы заговорить о шляпе, но нашла теперь это неделикатным. «Он подумает, что только такому случаю обязан продолжением знакомства». Затем разговор пошел неровно, о пустяках. Между прочим, Готорн спросил, не в одном ли полку служит с Детреем некто Стефенсон, сын его старого знакомого.
— Не знаю, — ответил Детрей, — вернее, у меня не было времени знать. Я перевелся туда всего два месяца из 5-го Таможенного батальона.
— Значит, вы имели стычки с контрабандистами? — воскликнула Джесси.
— Увы! Я получал только рапорты о стычках. Это дело солдат-пограничников.
— Я думаю, неприятно ловить бедных людей, виновных лишь в желании прокормить семью, — сказала Ева, инстинктом чувствуя, что все помыслы Детрея обращены к Джесси, и что Джесси решительно признала его право существовать.
— Батальон против нищих! Борьба слишком неравная.
— Конечно, — согласился Детрей. — Нельзя позволить мошенникам перебить батальон.
— Нельзя; и, к тому же, вас могли бы убить, — сказала Джесси. — Вы знаете, у Евы страсть сожалеть наоборот.
— Ты ничего не понимаешь, — возразила Ева.
— Я все понимаю. Вот скажите: разве контрабандисты — нищие?
— Нет, — сказал Детрей. — Они добывают много. Не редкость встретить контрабандиста, являющегося содержателем целой банды. Кое-кто из них выстроил дома и накопил в банке, а остальные могли бы иметь то же, не будь слабы к вину и игре.
— Вот видишь, Ева, какие это нищие!
— Все равно, я становлюсь на их сторону.
— Стоит ли? — спросил Готорн. — В лучшем случае подешевеют чулки.
Ева расхохоталась.
— Серьезно, — сказала она, приходя в мирное настроение, — мне жаль этих людей, так устойчиво окруженных живописной поэзией красных платков, карабинов, гитар, опасных и резких женщин, одетых в яркое и высматривающих в темноте таинственные лодки своих возлюбленных.
— Издали это так, — согласился Детрей. — Некоторые вещи хороши издали. Но, смею вас уверить, что в большинстве — они самые обыкновенные жулики. Я хочу вас спросить, — обратился Детрей к Джесси, причем его лоб покраснел, — не внушает ли опасений состояние вашего здоровья?
Его церемонный, высказанный сдержанно и неожиданно вопрос вдруг так понравился Джесси, что она развеселилась и заблестела. Взглянув с признательностью, с теплым смехом в глазах, она сказала смеясь:
— Не внушает! Нет! Никаких опасений! Состояние моего здоровья недоброкачественно, но поправимо! Смею вас уверить! Глядя на нее, все стали смеяться.
— Право, вы хорошо действуете на Джесси, — сказала Ева, взглядывая с улыбкой на отца, который улыбнулся ей сам и посмотрел на часы, двинув лежащей на коленях шляпой.
— Действует! — сказала Джесси, хохоча и уже стараясь удержать смех. — Отлично действует! О! Мне смешно! А вы не обижайтесь! — обратилась Джесси к Детрею, который с наслаждением прислушивался к ее смеху. — Мы будем с вами друзьями.
Детрей вздрогнул, и ему стало грустно.
«Вот оно, — подумал он со страхом. — Сказано слово „друзья“, следовательно, надежда зачеркнута».
Джесси, перестав смеяться, откинулась на подушку и закрыла глаза.
— Устала? — спросила Ева.
— Устала, да.
Детрей встал одновременно с Готорном и тревожно взглянул на Еву.
«Она теперь уснет», — шепнула ему Ева и поправила шляпу.
— До свиданья, — негромко сказала Джесси, полуоткрыв глаза. — Я усну. Приходите все.
— Завтра я у тебя весь день, — решила Ева. — Благодарю. Я уже сплю… сплю.
Вызвав сиделку и наказав ей тщательно смотреть за больной, Ева с отцом ушли: за ними шел Детрей, погруженный в раздумье.
— Мы едем домой, — сказала молодая женщина, когда они вышли на тротуар. — Как, на ваш взгляд, выглядит моя Джесси?
— Печальная перемена, — вздохнул Детрей. — Она была такой… Розовый, потрескивающий уголек, необжигающий и горячий, светлый. И вот…
— Стихи без рифмы — все же спаси, — подозрительно заметила Ева.
— Да? — улыбнулся Детрей. — Дело в том, что такие девушки невольно вызывают слова. Воистину, осенью один человек будет адски счастлив.
— Это кто такой? — шутливо возмутилась Ева, забывшая о своей минутной интриге.
— Не так важно, кто, — усмехнулся Готорн, — гораздо важнее, что…
— Папа, ты разгулялся?
— И даже недурно.
— Так что же этот
Догадавшись, что Ева выдумывала, Детрей не захотел конфузить ее и ограничился замечанием о судьбе девушек вообще.
— Детрей, Джесси произвела на вас впечатление?