Том 5 Браво; Морская волшебница

Франсуа отправился будить мадемуазель, размышляя по пути о том, как выполнить распоряжение хозяина, оставаясь верным и своему долгу слуги и своим понятиям о благопристойности. Подождав немного, олдермен и его гость уселись за стол. Миндерт громко возмущался тем, что приходится ждать его нерадивую племянницу, и, между прочим, прочел лекцию о пользе пунктуальности в домашней жизни и в торговых делах.

— Древние разделили время на годы, месяцы, недели, дни, часы, минуты и секунды, — рассуждал упрямый философ, — подобно тому как они разделили числа на единицы, десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч. И все это было сделано неспроста. Если с самого начала ценить время и хорошо использовать каждое мгновение, господин ван Стаатс, то минуты принесут нам десятки, часы — сотни, недели и месяцы — тысячи, а при благоприятном стечении обстоятельств и десятки тысяч! Упустить один час — все равно что проглядеть важную цифру в общем итоге, и тогда из-за недостатка пунктуальности или из-за неаккуратности весь труд пойдет насмарку. Ваш покойный батюшка умел ценить каждую минуту. Можно было не сомневаться, что он войдет в церковь по удару курантов и оплатит вексель, как только убедится в его правильности. С каким удовольствием я держал его векселя! Они были страшной редкостью; звонкой монеты и золотых слитков у него было куда больше. Говорят, что, помимо поместья, патрон, у вас множество золотых монет.

— Потомок не имеет причин упрекать своих предков в отсутствии дальновидности.

— Благоразумный ответ. Ни слова больше необходимого, ни слова меньше — принцип, на котором все честные люди строят свои расчеты. При правильном ведении дел такое состояние, как ваше, может потягаться с самыми крупными торговыми домами Англии и Голландии! Проценты и деловитость! Мы, жители колоний, должны вовремя создавать себе состояния, так же как наши собратья в огороженных плотинами Нидерландах или правители в дымной Англии… Эразм, взгляни-ка, не поднялось ли облако над Раританом?

Негр доложил хозяину, что облако стоит на месте, и тут же ненароком добавил, что лодка, шедшая курсом к берегу, подошла к причалу и люди из нее уже поднимаются по склону к «Сладкой прохладе».

— Следует оказать им должное гостеприимство, — распорядился олдермен со всей сердечностью. — Надо полагать, это честные фермеры, приехавшие издалека и проголодавшиеся после ночных трудов. Скажи повару, чтобы принял и накормил их получше. И, если среди них окажется человек поприличнее, проси его сюда, к нашему столу. У нас в стране о людях судят не по платью и не но тому, носит он парик или нет, сударь мой… Чего рот разинул?

Эразм протер глаза и, показав оба ряда сверкающих, словно жемчуг, зубов, обернулся к хозяину и сказал, что негр, уже известный читателю под именем Эвклида и бесспорно являвшийся его братом по отцу или по матери, приближается к вилле. При этом сообщении олдермен перестал жевать, однако не успел он выразить свое удивление, как обе двери в столовую одновременно отворились, и в одной из них показался Франсуа, а в другой — лоснящаяся физиономия городского раба олдермена. Миндерт посмотрел сперва на одного, потом на другого, не в силах произнести ни слова, ибо видел по расстроенным лицам слуг, что ничего хорошего его не ожидает. Читатель вскоре поймет, что у сообразительного бюргера были веские причины для беспокойства. Худое лицо камердинера вытянулось более обычного, челюсть отвисла. Голубые навыкате глаза были широко раскрыты, и в них смешивались растерянность и душевная боль. Выражение лица У него было страдальческое. Руки были воздеты кверху, ладонями наружу; плечи бедняги, высоко вздернутые, нарушали ту небольшую симметрию, которой природа оделила его фигуру.

Негр стоял в дверях с виноватым видом, одновременно упрямым и хитрым. Он искоса смотрел на хозяина, юля глазами так же, как вскоре заюлил языком, страшась открыть хозяину правду. В руках Эвклид теребил шерстяную шапчонку и, уперев пятку в пол, нервно вертел носком из стороны в сторону.

— Ну же! — воскликнул Миндерт, переводя взгляд с одного на другого. — Какие-нибудь новости из Канады? Скончалась королева? Или она возвратила колонию Объединенным провинциям?

— Мамзель Алида… — произнес или, скорее, простонал, Франсуа.

— Бедная, глупая тварь… — пробормотал Эвклид.

Ножи и вилки выпали из рук Миндерта и его гостя,

словно их сразу хватил паралич. Ван Стаатс невольно поднялся с места, в то время как олдермен еще плотнее уселся в кресле, готовясь выдержать суровый удар.

— Что с племянницей?.. Что с лошадью?.. Вы позвали Дайну?

— Да, мосье.

— Ключи от конюшни у тебя?

— Я не выпускал их из рук, хозяин.

— Вы приказали ей разбудить барышню?

— Она не отзывается…

— Ты вовремя задавал корм лошадям?

— Их никогда не кормили лучше…

— А вы сами заходили в спальню племянницы, чтобы разбудить ее?

— Без сомнений, мосье!

— Что случилось с бедняжкой?

— Она ничего не ест и, похоже, не скоро оправится…

— Мосье Франсуа, я желаю знать, что ответила мадемуазель де Барбери!

— Мадемуазель не говорить ничего, ни звука!