Том 5 Браво; Морская волшебница

Баркас, самый большой и тяжелый на ходу, был готов первым, раньше других отвалить от борта «Кокетки». Штурман направил его прямо к заштилевшей и неподвижной бригантине. Ладлоу избрал кружной путь, очевидно, с целью отвлечь внимание контрабандиста, а потом подоспеть на место в одно время со шлюпкой, в которой разместились его основные силы. Ялик, как и вельбот, отклонился от прямой линии, но только в другую сторону. Так в молчании плыли они минут двадцать. Перегруженный баркас продвигался медленно и тяжело. Но вот с вельбота был подан сигнал, гребцы бросили весла и приготовились к бою. Баркас к этому времени вышел на траверз бригантины и был от нее на расстоянии пистолетного выстрела; ялик приблизился к ее носу, и Олофф ван Стаатс разглядывал зловещее лицо бронзовой фигуры с интересом, возраставшим по мере того, как его вялость уступала место волнению, а Ладлоу, остановившись с другого борта, напротив баркаса, разглядывал бригантину в подзорную трубу. Трисель воспользовался этой задержкой, чтобы обратиться к своим людям.

— Мы с вами участвуем в шлюпочной экспедиции, — начал педантичный и обстоятельный штурман. — Предпринята она при спокойном море и слабом ветре, можно даже сказать — в мертвый штиль, у берегов Северной Америки в июне месяце. Вы, ребята, не настолько глупы, чтобы вообразить, что баркас спустили на воду и два самых опытных и, само собой, самых достойных офицера на крейсере ее величества сели в шлюпки лишь для того, чтобы всего-навсего узнать, как называется и как оснащена вон та бригантина. Даже грудной младенец мог бы справиться с этим не хуже, чем капитан или я сам. Люди, знающие побольше нашего, полагают, что этот неизвестный, который с такой наглостью стоит себе преспокойно на виду у королевского крейсера, не поднимая флага, — сам Бороздящий Океаны, человек, о чьем мореходном искусстве я ничего плохого сказать не могу, но что касается его отношения к королевской таможне, то тут о нем идет недобрая слава. Без сомнения, вы слышали много удивительных рассказов об этом разбойнике, из которых ясно, что он поддерживает тайные сношения с теми, кто устраивает свои дела куда менее благочестивым образом, чем можно было бы ожидать, ну, скажем, от совета епископов. Но что с того? Мы добрые англичане и знаем, что принадлежит церкви, а что государству, и, черт возьми, нас не испугаешь каким-то разнесчастным колдовством (крики «ура»). Ага, я слышу умные и рассудительные речи! Видно, вы понимаете что к чему. Больше я вам ничего не скажу, добавлю только, что капитан Ладлоу приказал воздерживаться от крепких слов и от грубого обращения с людьми на бригантине, не считая, конечно, проломленных голов и перерезанных в бою глоток, без чего нам не овладеть этим судном. Берите пример с меня, я старше, а потому опытнее многих из вас, и уж будьте спокойны, знаю, где и когда показать свою храбрость. Сражайтесь до тех пор, пока контрабандисты будут оказывать сопротивление, но помните о милосердии, когда пробьет час победы! И ни под каким видом не смейте входить в каюты; этот мой приказ обязаны выполнять все, и я без разговоров швырну за борт, как дохлого француза, всякого, кто посмеет ослушаться. Ну, а теперь, когда мы с вами договорились и задача каждому ясна, остается только ее выполнить. Я ничего не сказал о премии («Ура!»), так как знаю, что королева и ее честь вам дороже денег («Ура!»), но могу твердо обещать, что всю добычу мы поделим как положено («Ура!»), а так как, без сомнения, негодяи выгодно торговали здесь, куш будет немалый! (Громовое троекратное «ура».),

Пистолетный выстрел с вельбота и рев пушки на крейсере, вслед за чем ядро со свистом пронеслось между мачтами «Морской волшебницы», послужили сигналом для нападения. Теперь уже сам штурман крикнул «ура» и спокойным, твердым, зычным голосом скомандовал: «Навались, ребята!» В тот же самый миг вельбот и ялик устремились к бригантине с решительностью, обещавшей скорый успех дела.