— Поезжай в Светлогорск, там узнаешь, — ответил директор, озабоченный собственными делами и вполне уверенный в порядочности Низамова.
Ахмадша вышел из будки и зашагал к буровой. Заношенная брезентовая куртка свободно свисала с его широких плеч, заострившихся от худобы. Брюки, вобранные в резиновые сапоги, тоже потрепаны, — но и в неказистой рабочей спецовке, замученный душевной неурядицей, он был все равно красив.
Повысили! Пройдены после института все ступени на производстве: рабочий, бурильщик, мастер и вот инженер участка. Но радости Ахмадша не ощущал. Как будто отмерло у него это чувство.
Он посмотрел на голубей, летавших над вышкой, и ему стало жаль покидать ее. Иней посеребрил доски помоста, белел на пожухлой, помятой траве, но еще кипела страда, и восходящее солнце озаряло красноватым светом дали, подернутые над дорогами пыльной мглой, и копны соломы на жнивье, кое-где уже сметанные в скирды.
На буровой шел подъем инструмента для замены сносившегося долота, громко брякал о роторный стол элеватор, лязгали «ключи», вдруг сразу взвевали моторы, гоня дым и гарь из выхлопных труб. Осклизаясь на измазанном глиной полу, буровики, дружно взявшись, оттаскивали и ставили отвернутую стальную «свечу» на «подсвечник».
«Все еще не можем применить для облегчения работы пневматические клиновые захваты. Никак не добьемся замены долота на меньший диаметр. А ведь это сразу ускорило бы проходку!» — Ахмадша повернулся к яме-амбару, где рабочие возились у глиномешалки, и снова задумался о смелой попытке отца бурить на воде.
Раздружились они теперь…
Отец всегда о чем-то беспокоился, искал лучшее. Это он предложил несколько лет назад для очистки глинистого раствора рыть в земле ямы-отстойники вместо ящичных желобов, которые ставились возле буровых «гармошкой» длиною в полтораста метров. Остался только один желоб в двадцать пять метров с уступами-ловушками для разрушенной породы. За это Ярулле Низамову дали денежную премию, и он купил тогда Ахмадше фотоаппарат. Поэтому и снимки сохранились, бередящие сердце: Надя на террасе дачи, в лодке, на береговом камне, окруженная стаей гусей… Хоть бы чем-нибудь напомнила о себе! Пусть бы потребовала вернуть свои карточки! Увидеть ее еще раз и уехать отсюда в Казахстан или на Лену… Как же она, не любя, вышла замуж? Как живет без любви? Ведь никто насильно ее не выдавал!
— Надо нашей конторе вертолет приобрести, — шутливо обратился к Ахмадше бурильщик, — поднял бы сразу всю «нитку» над вышкой, подержал, а мы за это время сменили бы долото. А?
— Внеси предложение, Джабар Самедов учтет. — Лицо Ахмадши осталось серьезным: такая идея не кажется ему фантазией.
С грохотом отвалилась «челюсть», вставленная в бурильный стол-ротор, и вслед за турбобуром вышло долото — бесформенный ком мокрой глины, в котором прятались три стальные шарошки со стертыми зубьями.
— Осталось еще одно, а дальше как? — спросил бурильщик, придерживая турбобур на весу, пока рабочие привертывали к нему новое долото.
— Долота доставят, а вот с баритом для утяжеления раствора хуже. Барита для Исмагилова не хватает.
— Чего там у вас не хватает? — заинтересовался незаметно подошедший Джабар Самедов.
Острый слух у управляющего буртрестом!
За ним шла Дина Ивановна Дронова, медно-рыжие волосы ее победоносно светились из-под берета.
Ахмадша сразу заволновался: при каждой встрече он чувствовал ее глухую враждебность.
— Сдавай пост старшему бурильщику и принимай дела от участкового инженера. — Джабар Самедов тиснул руку Ахмадши, поощрительно улыбнулся. — Ходим мы тут с Диной Ивановной, торгуемся. Я требую обратно свои вышки, которые не отдают эксплуатационники. Настоящие собаки на сене! И геологи (вот она!) тоже хороши: настаивают, чтобы мы скважины до конца пробурили, а пластового давления не снижают — сами препятствуют бурению. Разве это порядок? — Джабар повернулся к Дроновой всем плотным корпусом. — Как ты думаешь?
— Потом поговорим. — Дроновой не нравился этот разговор в присутствии рабочих и особенно при Ахмадше.
Но Самедов уперся.
— Почему потом? Давайте вместе обсудим. Здесь же заинтересованный народ… Что ты, Низамов, скажешь?
Ахмадша все еще не мог справиться с волнением.
— Мы… конечно, заинтересованы… Дело почетное, и нам хочется завершить его хорошо.
Самедов сердито хохотнул.
— Вам хочется! А на скважине одно осложнение за другим!
— Два раза цементировали, и опять уход большой, — сообщил Ахмадша для Дины Ивановны. — Но это не связано с высоким давлением. Каверны в породе.
То, что называется родственным сходством, так и сказывалось во всем у внешне непохожих Нади и ее матери, вызывая в Ахмадше чувство нежности к Дине Ивановне. Но в то же время горькая обида на нее одолевала: ни разу не подошла, не потолковала с ним по душам. А у него язык отнимался в ее присутствии.
Ну что она глядит на него, как прокурор на опасного преступника!