Том 5. Дар земли

«Чего это они придумали? — размышляла она, сердито возясь возле плиты, заставленной кастрюлями и сковородками. — Неужели посторонние люди будут приходить к нам домой для проверки? Или Равиль станет отчитываться на собрании: куда ходил, что купил, из-за чего с женой поспорил? Охота заводить канитель, занимать лишними делами свое время! Да если бы Ахмадша вступил в такую бригаду, его заклевали бы из-за этих полоумных девчонок. Но кто виноват? Сначала сами вешаются на парней, потом в петлю лезут. Как же раньше девушки шли во двор мужа и второй и третьей женой, и никто не топился, не бросался под поезд? А ведь и тогда уже поезда бегали!»

Засучивая рукава выше локтей, в кухню вошла Фатима, повязав голову платком, сложенным по-русски треугольником, концами назад, отчего румяное лицо с пухлым вторым подбородком кажется еще круглее, и смешно оттопырились маленькие уши, украшенные золотыми сережками.

— Значит, и ты в коммунистической бригаде будешь? — с язвительной усмешкой спросила Наджия.

— Конечно. Если Равиль состоит в такой бригаде, то я не могу в стороне оставаться!

— И Рустемчик?..

— И Рустемчик тоже, — подтвердила Фатима серьезно.

— А ему-то зачем туда?

— Как зачем? Вопросы воспитания — проблема, которая всех волнует. Ведь сказано: работать и жить по-коммунистически. Значит, семейную жизнь тоже надо принимать во внимание.

Забыв о шипящей сковородке, не зная, смеяться или браниться, Наджия смотрит на невестку.

— Значит, будете критиковать Рустемчика на собрании, если он лишний раз намочит штанишки? Сами-то не надеетесь управиться со своими домашними делами.

Фатиму раздражает тупая властность Наджии, но она — мать мужа, поэтому молодая женщина терпеливо переносит ее деспотизм. Однако сейчас свекровь грубо вмешивается в такие тонкие вещи, о которых молодожены сами еще не имеют ясного представления, но которые кажутся им священными, и Фатима не выдерживает.

— Пожалуй, не очень надеемся на самих себя, — откровенно говорит она, повертывая под ножом картофелину, с которой очистки так и сыплются. — Введут общественный контроль над семейными делами, и меньше будет у людей ошибок. — Мягкий, ровный голос у невестки, а слова колючие: — Коммунистическая бригада — это прежде всего большая дружба. Жить общими интересами, в учебе, на работе, дома. Тогда никакая беда не страшна. Кто заболел — выходят, кто оступился — помогут встать.

— Помогут, жди!

— Обязательно помогут, ведь все вместе будем. Зачем нам сидеть по разным углам, точно тараканы в щелях?

— Неужели не надоест толчея среди чужих людей? Час-другой — можно, а если по целым дням шумиха — с ума сойдешь! Не зря положено каждой семье в четырех стенах жить.

— В четырех-то стенах и так случается, что кто-нибудь остальных в дугу гнет, лишь бы на своем настоять, — с увлечением отбивала Фатима реплики свекрови.

— Это кто же кого гнет? — запальчиво спросила Наджия, вскипая, как манная каша, которая на ее глазах ушла из кастрюльки на раскаленную плиту.

— Ой, смотрите! — крикнула Фатима, поняв, что переборщила, но продолжая как ни в чем не бывало чистить картошку.

— Вижу! — с непривычной свирепостью огрызнулась Наджия, прихватив отымалкой дымящуюся посуду. — Больно ученые стали, больно умные!

— Зачем вы сердитесь, ани? — Фатима весело рассмеялась, закачались в ушах подвески сережек. — Так хорошо жизнь устраивается. Для нас, бывших мусульманок, особенно! Разве вам понравилось бы теперь, если бы, кроме вас, у Яруллы Низамовича было еще две жены? И все здесь жили бы! А может, он завел бы полдюжины! — Фатима лукаво блеснула черными глазами. — Как вы отнеслись бы к этому? Да я своего Равиля лучше удушила бы собственными косами, чем так жить! Честное слово! Бригада коммунистического труда… Вы несерьезно относитесь, ани, великая честь — состоять в ней. Такое заслужить надо. Вас, например, в нее не приняли бы, — с молодым задором добавила Фатима.

Она не собиралась дразнить, а тем более оскорбить свекровь, в глубине души памятуя, что невестка в доме, по законам шариата, последний человек, но впечатление от ее неосторожно вылетевших слов было ошеломительным.

— Нас не приняли бы?! — Наджия уперлась кулаками в литые свои бока и двинулась к дерзкой невестке. — Это нас-то не приняли бы?! Мой муж — Герой Труда, знаменитый человек в республике — и вдруг не годится для какой-то бригады?

— Не какой-то, а коммунистической, — возразила Фатима, на всякий случай отодвигаясь на лавке вместе с тазиком картофеля.

— Да вы прежде научитесь работать так, как Ярулла Низамович! — свистящим шепотом посоветовала Наджия, у которой от непривычной ярости пропал голос.

— Там надо не только работать, но и жить по-новому.

— A-а! Будто он не член бюро обкома партии! Будто он не бывал на приемах в Кремле! А кого это выбрали депутатом Верховного Совета?

— Спросите Минсулу, Ахмадшу спросите, почему они страдают! — храбро защищалась Фатима. — Если бы их дела обсуждались коллективно, наверно, придумали бы что-нибудь получше. А то никто вас не вразумил, и вы сделали детей несчастными.