Том 5. Двадцать первый век

– Ну, ходят они в милицию, пристают, обрыдли всем. Их в конце посадят.

– А убийца?

– А что убийца?

– Он прячется?

– А зачем? Он же убил с согласия участкового и по его наводке.

– Так где же интрига?

– Как где? Здесь, у нас, в Москве.

– И чем вы хотите заинтересовать читателя?

– А чем я могу его заинтересовать? Денег у меня нет.

– А правда восторжествует?

– А я откуда знаю? Сам жду.

– Но вы же автор!

– Ну и что?

– Значит, у вас так… Милиция преступление раскрыть не может. Убийца на свободе. Семья убитого в тюрьме. Участковый – соучастник… В чем же детектив?

– Вот в этом.

– И все это ничем не кончается?

– Назначают нового министра МВД.

– Вот. И что он?

– У его жены угоняют машину.

– По его наводке?

– Да.

– Он находит преступников?

– Нет.

– А кто наказан?

– Прохожие.

– И для чего это все нужно писать?

– Чтоб их всех избрали в Государственную Думу.

– И изберут?

– Обязательно.

– Почему?

– Ну, у меня в романе население ошибочно считает, что лучше избрать преступника, чем милиционера.

– И вы думаете, вашу книгу будут раскупать?

– Уже раскупили.

– Кто?

– Избирком.

– Так вы ж еще не закончили?

– Они сами закончат.

– Ну поздравляю. Это серьезная работа.

– Спасибо. Они тоже так сказали.

– А что вы потом будете писать?

– Комедию.

– Тоже детектив?

– Обязательно.

– Что происходит?

– Все пьют.

– Где?

– Здесь.

– Я надеюсь, следить будет интересно?

– Нет.

– Смешно?

– Нет.

– А чего же писать?

– А чего же не писать?

Я у себя нашел

Когда мне сказали, что у меня плохой характер, я у себя нашел.

Когда сказали, что я талант, я у себя нашел.

Сказали, что бездарен, я у себя нашел.

Сказали, что хороший человек – я нашел.

Болтлив – нашел.

Молчалив – нашел.

Жаден – нашел.

Нуден – нашел.

Весел – нашел.

Пью – нашел.

Не пью – нашел.

Писатель – нашел.

Не писатель – нашел.

Видимо, я что-то среднее.

Вот кем быть не хочется.

Уле-уле-цып-цып

А вы мне ничего не рассказывайте.

Я ничего не хочу знать.

Как вы считаете, я могу жить без новостей?

Уле-уле-уле… Цып-цып-цып…

Я подбрасываю камешки.

Я не желаю знать, какой у нас сегодня строй.

Не мое это дело.

Не желаю знать, как возникает диктатура.

По желанию окружения, по выбору народа, по стрельбе сверху.

Она возникает – и все.

Может, из моих протестов.

Причины пусть интересуют специалистов.

Хотя их нет.

Есть предсказатели, которые безапелляционно ошибаются.

Я их смотрю без звука.

Их уверенный вид меня успокаивает.

Без звука мне все нравится.

Экран без звука очень хорош.

Вы заметили, весь ужас Голливуда – в звуке.

Я был очень нервным.

Сейчас прохожу лечение.

В беззвучности всех сообщений – огромный смысл.

Природа же к вам в уши не лезет с сообщениями.

Разгадывай.

Как это мудро.

Цып-цып-цып… Уле-уле-уле… Кис-кис-кис…

Как это благородно.

Цып-цып-цып… Гав-гав.

Ты большой пес.

Ты не трогай маленькую собачку.

Тяв-тяв-тяв.

Она маленькая, она лает только из-за спины хозяина.

Если у вас в руках газета, сверните мне кульком.

Я пшено насыплю цыплятам.

Как кто-то мне, так я кому-то.

Уле-уле-уле… Цып-цып-цып…

Поклюем все вместе.

Вся птичья общественность.

Где-то тут телевизор работает... Мальчик, дай кирпич.

А самолет большой-большой.

А птичка маленькая-маленькая.

Он догоняет птичку, а птичка ему в мотор раз – и наплевала.

…И он тихо развалился.

Врач сказал: «Все хорошо».

Если что-нибудь случится, он заранее предупредит.

Все известия через врача.

Он мне сказал, что новый самолет, у которого отказали новые двигатели, великолепно опустился на изумительную лужайку.

Пассажиры в ожидании вертолета развлекались ловлей комаров.

Плохих новостей нет.

– Доктор, а закончилась дискуссия, чей пол сильней?..

Долго. Это ж когда выяснят...

А кто угадал расцветку коровы?..

А вместе придумали название новой помады?..

Уже?

А в футболе?..

Это же надо, такая огромная страна… и нет...

Всё-всё-всё!

Я опять чувствую сердце.

Отворачиваем, отворачиваем.

Всё, доктор, всё.

Скажем мягче – абсолютная бюрократия, смягченная песнями попсы и шутками «Аншлага». Это перец с повидлом. Керосин с вареньем.

Вкус отвратительный, но люди едят.

Там все-таки повидло…

Большинство уже забыло вкус.

Едят, чтобы жить…

На навозе вырастает только навозный жук.

И эта куча – его малая родина.

Всем кажется, что вдали сияет классика.

Но подползи – и там непросто.

Там развились нравы попсы уже на классическом материале.

Бетховен ни от чего не спасает.

С Достоевским под мышкой отсуживают такие куски земли!..

Цитируя Гоголя, выбрасывают из квартиры инвалида, сопровождая матом по-английски.

Не-не-не. Народ овладел.

И ради хорошего куша перечитает Толстого и выучит Солженицына.

Все, кто разбогател на общих недрах, свободно говорят по-английски.

Так что куда бежать – неизвестно.

И еврейский язык не обязательно ведет к деньгам. А иногда обратно. Что ярко демонстрирует своим жителям еврейское государство.

Физический труд тем не менее дает неплохой постоянный доход, что демонстрирую я своим появлением и красотой.

* * *

Ребята!

Все мы живем в первый раз.

И опытные, и неопытные, и даже те, кто помогает нам жить.

Поэтому смешно видеть тех, кто мешает, – они это тоже делают впервые и так же бестолково.

Человек жил-жил и впервые умер.

Ведь как интересно.

А не рассказать.