Том 5. Голубая книга

6. Люди меняют профессию. А. Берзинь, Е. Габрилович, Н. Дмитриев, А. Лебеденко, З. Хацревин, В. Шкловский. С. 229–278.

7. Каналоармейцы. С. Алымов, А Берзинь, С. Буданцев, С. Диковский, Н. Дмитриев, М. Козаков, Я. Рыкачев, В. Шкловский. С. 279–316.

8. Темпы и качество. Б. Агапов, С. Буданцев, Н. Гарнич, Н. Дмитриев, Вера Инбер, Я. Рыкачев, В. Шкловский, Н. Юргин. С. 317–360.

9. Добить классового врага. Б. Агапов, К. Зелинский, Вс. Иванов, Вера Инбер, З. Хацревин, Бруно Ясенский. С. 361–404.

10. Штурм водораздела. С. Алымов, К. Горбунов, Н. Дмитриев, Вс. Иванов, Я. Рыкачев, В. Шкловский. С. 405–454.

11. Весна проверяет канал. Б. Агапов, С. Алымов, А. Берзинь, Н. Гарнич, С. Диковский, Н. Дмитриев, Вс. Иванов, Вера Инбер, Л. Никулин, В. Шкловский, А. Эрлих. С. 455–490.

12. История одной перековки. М. Зощенко. С. 491–524.

13. Имени Сталина. С. Булатов, С. Гехт, Вс. Иванов, Я. Рыкачев, А. Толстой, В. Шкловский. С. 525–560.

14. Товарищи. Л. Авербах, С. Буданцев, Г. Гаузнер, Вера Инбер, Б. Лапин, Л. Славин, К. Финн, Н. Юргин. С. 561–604.

15. Первый опыт. М. Горький. С. 605–613. Краткая библиография. С. 614.

Таким образом, только Горький и Зощенко получили в книге право на индивидуальное слово. Горький, однако, написал директивные предисловие и послесловие. Лишь Зощенко сочинил персональную главу для основного текста книги.

Ключевое для эпохи слово «перековка» встречается уже в первом горьковском тексте: «Принятая Государственным политуправлением исправительно-трудовая политика, сведенная в систему воспитания проповедью единой, для всех спасительной правды социализма и воспитания общественно-полезным трудом, — еще раз блестяще оправдала себя. Она была оправдана и раньше в многочисленных трудовых колониях и коммунах ГПУ, но эту систему «перековки» людей впервые применили так смело, в таком широком объеме».

Повесть Зощенко внешне полностью отвечала общей официальной установке. Однако понятие «перековка» наполняется у писателя и особым, личным, смыслом. Только что, в «Возвращенной молодости», он размышлял об индивидуальной, психологической «перековке». Теперь же, на примере «истории одной жизни» он демонстрировал другую сторону процесса — его социальные масштабы и результаты.

Персонаж Зощенко имеет конкретного прототипа. Вс. Иванов, один из основных организаторов и редакторов книги о Беломорканале, в черновом варианте «Истории моих книг» упоминает, что «Ал. Толстому и М. Зощенко были подобраны нами персонажи в той или иной степени близкие их творчеству» (Цит. по: Лицо и маска. С. 315). В архиве Зощенко сохранилась стенограмма упоминаемого в главке «Товарищ Роттенберг» выступления А. И. Ройтенберга на слете ударников 26 августа 1933 г., весьма близкая по стилистике к соответствующим страницам повести (см.: Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко. М., 1979. С. 141–142).

Любопытно однако, что в щедро иллюстрированной книге изображения зощенковского персонажа нет. Текст сопровождается тематическими фотографиями («В трактире пели, любили и дрались», «Прощай, Европа!»), лишь две из которых непосредственно связываются с сюжетом: снимок играющего в карты господина с толстой сигарой сопровождается подписью «Любимая открытка Ротенберга» (с. 509), а северный пейзаж с грудой камней и заключенными на заднем плане — подписью «Здесь Ротенберг отвоевал себя у жизни».

Зощенковскую главу отличает и еще ряд особенностей. Его персональная новеллистическая история противостоит очерковой обобщенности других создателей книги. Большую часть повествования (около 20 главок из 29) он посвящает вовсе не беломорскому перевоспитанию, а предыдущим приключениям героя.

Текст Зощенко претерпел обычные для тридцатых годов метаморфозы.

Через два месяца после публикации в сборнике появилось отдельное издание под измененным заглавием «История одной жизни» (Л., 1934), которое переиздавалось (1936) и входило в ИП (1936, 1937).

Однако в мае был арестован и 14 августа 1937 г. расстрелян начальник строительства Беломорско-Балтийского канала и один из редакторов книги С. Фирин, ранее награжденный орденом Ленина. Вместе с книгой о канале 10 февраля 1940 г. было приказано изъять из библиотек и повесть Зощенко.