Том 5. Критика и публицистика 1856-1864

Булгаринство г. Ржевского может быть рассматриваемо с двух сторон: во-первых, с точки зрения искажения чужих мыслей, и во-вторых, с точки зрения инсинуаций.

Рассмотрим сначала искажения.

Г-н Ржевский утверждает, что я поступаю не согласно с истиной, приписывая ему мысль, что «мировые посредники поставлены вне всякой ответственности». Но я этой мысли г. Ржевскому не приписывал, хотя, судя по тону статьи его, и имел полное на это право. Я ограничился выпискою одного места из его статьи и даже не разбирал его; я воспользовался этим местом лишь для того, чтоб опровергнуть ошибочное мнение, к сожалению, весьма распространенное в нашем обществе, о какой-то мнимой безответственности мировых посредников. Я именно так и выразился: «но при самом полном сочувствии к принципу независимости (слова эти могут относиться к статье г. Ржевского)… невозможно, однако ж, смешивать с ним понятие о какой-то свободе от всякой личной ответственности за действие (чье понятие? г. Ржевского, или кого-либо другого? об этом не сказано ни полслова)». Слова эти могли бы еще, по нужде, быть приняты за дальнейшее развитие мысли г. Ржевского (чего, однако ж, не было), но отнюдь не за опровержение ее. Опять-таки повторяю: я не имел ни малейшего желания опровергать г. Ржевского; статья его есть воззвание, напоминающее собой объявления некоторых журналов по случаю открытия подписки на будущий год. Над подобными объявлениями, составляющими литературный куриоз, позволительно посмеяться, но опровергать не позволительно.

Г-н Ржевский, называя меня адвокатом благоусмотрения начальствующих лиц,говорит, что я хлопочу о том, чтобы распространить на мировых посредников неделикатные отношения,на которые губернские власти имеют будто бы право во всем, что касается исправников и становых приставов. Однако ж это выдумка, принадлежащая собственному игривому воображению г. Ржевского. Всякий, кто хотя поверхностно читал мою статью, мог убедиться, что я не только не распространяю ни на кого неделикатных отношений,но и настаиваю на необходимости искоренения и тех неделикатностей, которые действительно еще продолжают жить в наших административных обычаях ^*. Г-н Ржевский напрасно даже приписывает употребленному мною выражению «деликатность отношений» то значение, которого оно не имеет. У меня говорится о сложностии деликатности отношений, и если б он, с умыслом или без умысла, не выпустил слова «сложность», то, конечно, никому бы и в голову не пришло придавать слову «деликатность» то дикое значение, которое придает ему г. Ржевский. И за всем тем, я все-таки остаюсь при своем выражении, что отношения местной административной власти к мировым посредникам сложнее и деликатнее, нежели к исправникам и становым приставам, ибо последние находятся в прямом подчинении к губернским административным властям и обязаныисполнять их указы и предписания, а первые необязаны, что, однако ж, не лишает административную власть права вчинать <иск> к мировым посредникам, точно так же как имеет она право вчинать иск к предводителям дворянства, с тем, разумеется, непременным условием, что право признания основательности или неосновательности начатого иска все-таки остается за правительствующим сенатом.

Г-н Ржевский обвиняет меня в том, будто бы я возбуждаю вопрос об ответственности посредников в видах облегчения положения начальственных лиц.Это тоже выдумка. Фраза: «положение губернаторов отнюдь не делается от того легче» — вырвана г. Ржевским с крайнею недобросовестностью. У меня она служит только приступом к рассуждению о затруднениях, которые могут быть встречены губернаторами при выборе лиц в мировые посредники, рассуждению, оканчивающемуся словами: «в таком важном деле… недостаточно клич кликнуть, недостаточно надеяться, что выбор авось-либо падет на людей добросовестных. Напротив того, надобно заранее примириться со всякого рода случайностями» и т. д. Очевидно, здесь шла речь вовсе не об облегчении положения начальственных лиц, а о том, что невозможно и легкомысленно было бы требовать, чтобы выбор этих лиц был вполне безошибочен, и здесь я, конечно, являюсь менее бюрократом, нежели г. Ржевский. Что же касается собственно до этого мнимого облегчения,о котором так много ораторствует мой оппонент, то я не только не хлопочу о нем, но даже выражаюсь об этом предмете весьма определительно: именно, в статье моей говорится: «Еще недавно некоторые администраторы наши действиями своими преобразовали полет ворон, то есть летели всё прямо и прямо; нынче искусный администратор обязывается прежде всего сесть на крышу и там, в уединении, обдумать, как бы таким образом пролететь, чтобы воробья не спугнуть, а спугнуть, так спугнуть дельно». Есть ли тут что-нибудь похожее на мысль об облегчении положения начальственных лиц?