Том 5. Литургия мне

Соединяйтеся над чашей.
Целуйте дивные края.
Здесь капли крови, крови вашей.
Но кровь — Моя, вся кровь — Моя.
Все по очереди пьют из чаши, из рук Отрока.

Хор( поет)

Соединились мы над чашей.
Лобзаем дивные края.
Здесь вместе капли крови нашей.
Но кровь Твоя есть кровь моя.

Отрок

Из чаши, освященной ныне,
Вам в жертву кровь Мою даю.
Познайте путь к Моей святыне,
С любовью пейте кровь Мою.
Открыв пути к Моей святыне,
Над чашей вас соединя,
Один закон даю вам ныне:
Идти ко Мне, любить Меня.
Когда в лазоревом сапфире
Возник шестиконечный крест,
Благословив святыню в мире,
Соединил Я все окрест.
Моей грозой в чертог Змеиный
Огонь сапфировый проник, —
Вознес Я в правде триединой
Над миром отраженный лик.
Внимайте пламенного Змея
Несчетно повторенный стон, —
Над ним вознесся, пламенея,
Мой диамантовый закон.
И в мир идите, расторгая
Змеиный ненавистный плен.
Соединенья весть благая
Да сокрушит преграды стен.
Очарование рубина
Над славой Моего чела
Напомнит вам, что та же глина
И плоть и кровь произвела.
Ваш путь святым обетованьем
Мой очарует изумруд
И озарит благим сияньем
На ваших нивах дружный труд.
Лучи сапфира и рубина
И эта жертвенная кровь
Открыли вам, что все едино
И что во всем — Моя любовь.
Игрой державной мир колебля,
Я укрощаю злобу змей.
Как трепет зыблемого стебля,
И жизнь и смерть в руке Моей.
Здесь, с вами, и в ином пределе,
Во всех просторах бытия,
И в каждом духе, в каждом теле, —
Всё — Я. И всё — лишь только Я.
Теперь, в рассветном утомленьи,
Идите к бедным злобам дня,
Храня завет: в соединеньи
Идти ко Мне, любить Меня.

Братья и сестры целуют друг друга и расходятся, храня безмолвие. Заботливые жены и девы убирают освященные предметы и литургийные одежды.

5 февраля 1906

Томление к иным бытиям

слова начинательные

Дню моему — сон и мечтание, ночи — томление.

Так начертано в книге судеб, и неизменно это начертание, неизменно до конца.

Когда для других восходит яростное солнце, призывающее к трудам и достижениям, тоска моя говорит мне хриплым голосом:

— Еще один день ненужного, бесцельного бытия. Но не бойся, — я с тобою. На всех путях твоих я с тобою.

Так утешает она меня: она думает, что я боюсь одиночества. Но приходят сны и мечтания и озаряют бесконечную пустыню ненужного дня.

И сны мои странные для людей, и кто из них не назвал бы их жестокими!

И мечтания мои еще страннее и жесточе. Ибо они совсем и во всем — мои, и я веду их в долину странного инобытия.

Созданная по образу и подобию земного мира, населена она вампирами и кошмарами, — самое, однако, миролюбивое население. Неба и солнца нет в долине инобытия, — свет исходит только от созерцающего и только для него. Никому не дается с принуждением созерцать образы чуждого мира.

Истинно, свобода обитает в долине инобытия.

Свобода и союз. Все вместе, и все по законам своей и моей свободы. И если проливается кровь, то это — только моя кровь, радостно пролитая.

Когда же наступает ночь, успокаивающая трудившихся человечков, приходит ко мне томление мое и говорит мне:

— Не бойся, я опять с тобою.

И оно думает, что я боюсь одиночества.

Боюсь ли я одиночества?

Если бы вампиры и кошмары оставили меня, я не был бы одинок. Из тьмы небытия извел бы я к свету истинного инобытия иные сны, иных вампиров извел бы я от небытия. Источающих мою кровь и пожирающих плоть мою. Ибо я не люблю жизни, бабищи румяной и дебелой.

1

В ожидании истязаний, задуманных мною, я томился тоскою и страхом, на узкой сидя скамье.