Том 5. Литургия мне

– Не поверила нашим бабам, – сказала Танюшка, – неловки они у нас. Еще разроняли бы, побили бы вещицы хорошенькие. Одно слово – косоурские.

– Но мне, право, совестно, – говорил Алексей, поглядывая на Танюшкины руки, которые совсем не казались руками работницы.

– Ну, что там! – бойко возразила Танюшка. Я ведь летом отдыхаю от зимней учебы, ничего не делаю, живу себе бездельницею.

III

Вечером, разговаривая о делах хозяйственных, которые его, впрочем, мало занимали, с Анною Дмитриевною, Алексей вдруг прервал ее на полуслове и сказал:

– Танюшка-то у вас красавица выросла.

Анна Дмитриевна слегка покраснела и сказала:

– И я молода была не урод.

Гордость слышна была в ее голосе. Анна Дмитриевна еще и теперь была красива, как может быть красива мать двадцатилетней девушки. Но все-таки Танюшка была не совсем на ее похожа, Танюшкина очаровательная, солнечная улыбка напоминала Алексею кого-то, а кого, он не мог припомнить, почему и был так рассеян и невнимателен.

«На кого же она похожа? – настойчиво думал он, перебирая в памяти красивых дам и образы, созданные живописцами и ваятелями. – Не на одного ли из ангелов Бернардино Луини, – очаровательно светлого ангела?»

И все яснее чувствовал Алексей, что любит Танюшку.

«Да ведь я же ее совсем не знаю!» – порою упрекал он себя.

Но знал, что она ему бесконечно мила и дорога и что ее улыбка его не обманет.

IV

У кого-то из русских писателей Алексей читал однажды, что сближение влюбленных шло гигантскими шагами. Это выражение пришло ему на память, когда он с Танюшкою бегал в саду на гигантских шагах.

Оставив лямку, Алексей стоял на песчаной дорожке, смеялся и смотрел на Таню. Она подошла к нему и спросила:

– Вы опять надо мной смеетесь?

– Что вы, Танечка! – воскликнул Алексей. – Когда же я над вами смеялся?

А Танюшка стояла перед ним и смеялась. Алексей вдруг притянул ее к себе и поцеловал в губы. Она покраснела очень, стыдливо засмеялась и убежала.

И потом целый день она ходила как в бреду, улыбалась и напевала, а вечером, ложась спать, вдруг поплакала немножко. Но слезы ее были счастливые, и заснула она с радостною улыбкою.

V

Сладкие слова любви были сказаны опять, уж в который раз от сотворения мира, и все-таки опять новые, нетленные слова!

А ночью, оставшись один, Алексей вдруг вспомнил что-то очень значительное. Сначала неясно вспомнилось, но уже страшно стало. Что это такое? Ведь милый вспомнился образ, – лицо покойного отца, – отчего же страх? И с ним рядом стал другой образ, еще более милый, – очаровательное Танюшкино лицо, – и обаятельная улыбка юных девичьих уст на одно мгновение слилась с обаянием улыбки губ увядающих, но все еще прельстительных.

«Танюшка похожа на отца, – думал Алексей, – что же это значит?»

И вот страх его осмыслился в определенной мысли: «Неужели она – моя сестра?»

Но он упрямо думал: «Все-таки люблю, люблю, люблю! Моей любви не уступлю темному призраку».

И не мог уснуть. В сад вышел. Подошел к флигельку, где жила Танюшка с матерью. В Танюшкино окно стукнул веткою сирени, – легохонько стукнул, но она услышала, встала с постели, на плечи гарусный платок накинула, окно открыла. Тихо шепнула:

– Что ты стучишься, безумный! Мама услышит.

– Пусть услышит, – трагическим шепотом отвечал Алексей. – Секрета от ней нет.

Танюшка поежилась плечами под платком, глянула на темное небо, где мерцали узоры звезд, и спросила:

– Ну что, гулять в саду хочешь?

Алексей молчал. Не знал, что сказать. Танюшка отошла в глубину комнаты, надела юбку и легко выпрыгнула в окно.

Пошли к реке. Соловья слушали. Говорили что-то. Танюшка смотрела на Алексея влюбленными глазами.

– Любишь? – спросил Алексей.

– Люблю, – тихо отвечала Танюшка, и звук ее голоса словно растаял во влажной темноте ночной.

– Как брата? – опять спрашивал Алексей.

– И еще больше, – отвечала Танюшка.

И спрашивал:

– А не разлюбишь?

И отвечала:

– Не разлюблю никогда.

– Будем вместе навсегда?

– Навсегда вместе.

– А ты меня что не спросишь? – немного помолчав, спросил Алексей.

– Я и так знаю, – отвечала Танюшка.

– Что ты знаешь?

– Ты меня любишь. Любишь, не разлюбишь. Мы всегда будем вместе.

– А если ты?..

– Что? Что если я?

Алексей помолчал и притворно-шутливо сказал:

– Вот и спросила.

Засмеялись оба. Настаивала Танюшка:

– Ну, что такое «если я?» Бессовестный, начал и не кончаешь. Дразнишь. Я заплачу.

– Любопытненькая, – говорил Алексей, нежно поглаживая ее по спине.

– Да, вот и любопытненькая. А ты скажи, ненаглядненький.

Алексей, очень волнуясь, заговорил:

– Слушай, Танюшка, мне иногда кажется странное что-то. Ведь вот я тебя до этого лета почти совсем не знал. А теперь так вдруг люблю, так люблю, как что-то дорогое и близкое.

– И я тоже, – тихо сказала Танюшка. Она смотрела на него не отрываясь, и его волнение передавалось ей и ускоряло стук ее сердца. Алексей говорил:

– А почему так, Танюшка? Тебе это не странно?

– Что ж странного?

– Вот то, что так вдруг. Не удивляет это тебя?

Танюшка прижалась к Алексею, сказала шутливо, побеждая жуткое, непонятное волнение: