Читаем Том 5. Наука и просветительство полностью

Книги с полок обступают меня, и каждая спрашивает: где брат мой Авель? почему ты меня так мало использовал?

Книги как вехи воспоминаний. Зимой в углу пестрого коврового дивана при свете лампы (абажур с цветной бисерной бахромой) читаю книгу про Баженова, болонского лауреата; помню даже опечатку: Жакнетта вместо Жаннетта. Темно-красный том Хемингуэя почему-то вижу на вагонном столике отъезжающего поезда (серый движущийся перрон, серое небо за окном) – хотя ни в какой дороге я его не читал: смешанное чувство восторга и непонимания.

Книги Когда монголы взяли Багдад и бросили книги в реку, Евфрат несколько дней тек чернилами.

Ковчег Точно ли Ной строил ковчег один с сыновьями? а если у них были работники, как на старых гравюрах, то знали ли они, что их на борт не возьмут? или их обманули в последний миг?

Козьма Прутков «Ласкательство подобно написанному на картине оружию, которое служит только к увеселению и ни к чему другому не годится». «Как порожные сосуды легко можно, за рукоятки взяв, подъимать, так легкомысленных людей за нос водить». «Жизнь наша бывает приятна, когда ее строим так, как мусикийское некое орудие, т. е. иногда натягиваем, а иногда отпускаем» («Трудолюбивая пчела», 1759: Димофила врачевания жития, или Подобия, собранные из Пифагоровых последователей).

Козьма Прутков «Это еще не начало конца, но, быть может, уже конец начала», – сказал Черчилль об Эль-Аламейне.

Колодезь Я пересохший колодец, которому не дают наполниться водой и торопливо вычерпывают придонную жижу, а мне совестно.

Командировка. Я возвращался, опасаясь: вдруг за полгода история ушла так далеко вперед, что я вернусь совсем в другую страну? Но, оглядевшись, увидел: нет, все изменилось лишь в пределах предсказуемого. «Так ли? – сказал В. См. – По-моему, история ушла очень далеко, но по очень однообразной местности».

Комаринский Размер Полонского в поэме «Анна Галдина»:

Бесподобное местечко, господа!Не угодно ли пожаловать сюда?..

был подсказан ему ритмом молитвы «Отче наш, иже еси на небеси» (Андреевский. Лит. очерки, 1902).

Комментарий Перед текстом (и перед человеком) я чувствую себя немым и ненужным, а перед текстом с комментарием (и перед разговором двоих) – понимающим и соучаствующим. Мне совестно быть первобеспокоящим. Потому я и на кладбища не хожу; а текст для меня – тоже покойник. «Это пир гробовскрывателей – дальше, дальше поскорей!»

Конгениальность Говорят, когда переводчик конгениален автору, то можно дать ему волю. Но, следуя этой логике, когда один студент лицом похож на другого, то он может сдавать зачет по его зачетке.

Корни Жить корнями – это чтобы Чехов никогда не уезжал из Таганрога?

Косорецким назывался поросенок к новогоднему застолью – в честь Василия Кесарийского.

Кофейни в Вене появились после того, как в 1683 году в турецком стане было захвачено очень много кофе.

Краткость У индийских грамматиков считалось: изложить правило короче на одну лишь краткую гласную – такая же радость, как родить сына (Robins).

Критик Бывало, придет Д. Жаров к Разоренову, завалится за прилавок и заснет, а лавочку закрывать пора. Крикнешь: «Критик идет!» – ну он и проснется (Белоусов).

Критика отвечает на вопросы, задаваемые произведением, литературоведение восстанавливает вопросы, на которые отвечало произведение. Задача критики – организация вкуса (единства ответов): «Кто еще из читателей „Задушевного слова“ любит играть в солдатики?» Симонид открыл науку помнить, критика – науку забывать: именно она умеет восхищаться каждой метафорой как первой метафорой на свете. Белинский начинал каждую новую рецензию с Гомера и Шекспира, потому что ему нужно было всякий раз перестроить историю мировой литературы с учетом нового романа Жорж Занд. Чехов поминал Стасова, которому природа дала драгоценную способность пьянеть даже от помоев; послушав НН, я подумал, что эта способность не личная, а профессиональная.

Критика Смысл всякой критики: «Если бы я был Господом Богом, я бы создал этого автора иначе».

Круг «Думали, что революция повернет на 180 градусов, а она повернула на 360».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное