Том 5. О'кэй. Камни и корни

Выше рассказано, как в Бронкском парке однажды журналист П. и я, мы встретили плачущую женщину, от которой ушел муж к женщине, пьющей вино, когда она, встреченная нами жена, была верной христианкой и верной женой. Через неделю после той встречи, в праздник утром, пораньше, чтобы застать его дома, я приехал к П. Он жил один. Он отпер мне не скоро и был чуть-чуть смущен. От вечернего ужина в столовой у него остались два прибора, в кабинете лежала женская шляпка и некая туалетная подробность, также явно оставшаяся от вечера. То, что пришел именно я, как видно, успокоило П. Жестом он информировал меня о событиях. Я хотел было уйти. Он сказал, что делать этого не стоит. Он ушел на минуту в спальню. Через минуту за ним вышла та самая женщина, которую мы встретили в дожде в Бронкском парке. Она увидела меня, лицо ее стало горестно. Я предложил ей папиросу. Она отказалась со всей пуританской строгостью. Вдруг ее глаза наполнились слезами, и она заговорила, чтобы сообщить мне о последних событиях.

– С тех пор, как ушел муж, я ничего не знаю о нем. Он ушел, отказавшись от всего. Он ушел к женщине, которая курит табак и пьет вино. Почему он ушел! – Он ушел, и с тех пор остановилась жизнь. А я – видит Бог! – верная христианка, я верная жена и, конечно, я не курю и не пью.

Я посмотрел на некоторую туалетную подробность, забытую на диване, и на две недопитые рюмки около наполовину выпитого литра ликера, на табурете около дивана. Женщина перехватила мой взгляд. В святой, должно быть, простоте она села на диван, как раз на свои подробности.

– И что же муж? – спросил я.

– Ах, видит Бог, как я жду его! – сказала она, подняв глаза к небу.

Президенты – бандиты – доктор и полиция около той леди, с которой я мог бы получить стоимость автомобильного фонаря, разбитого об ее голову. Гипокритство! лицемерие!

В Америке есть экономисты и историки, которые утверждают, что американскому просперити последних лет очень много помогал сухой закон. Казалось бы, что линия рассуждений пойдет о трезвости, коя повысила производительность труда. Экономисты рассуждают иначе. Возникновение организованной контрабанды спиртом с ее миллиардными оборотами, с ее сотнями тысяч работников, прямых и косвенных, именно это – сиречь бандитщина – сделало множество для процветания торговли и промышленности, для американского просперити. Экономисты предлагают вспомнить здесь об усиленном спросе на моторные лодки, о джуте для мешков, о лесе, о бутылках, о печатании аптечных ярлыков, кроме самих производящих, стандартизирующих, рационализирующих, продающих и пьющих. Такого порядка экономисты отрицательно относятся к утверждению, что нация после запрещения стала меньше пить и лучше работать, – тем паче, что до сих пор медициною не разрешен вопрос, что лучше и продуктивнее влияет на работоспособность, – бессуррогатный спирт или суррогаты, отправляющие питухов на тот свет.

Что касается вообще американских просперити, которых вместе с просперити от 1922 года до октября 29-го было пять, то главными причинами этих просперити некоторые американские экономисты выставляют вещи, не менее необыкновенные, чем «прохибишен».

Первое просперити началось в 1825 году. До тех пор Америка была просто деревней с деревнеобразны-ми городами, в квакерско-пуританском благополучии.

Тогда выяснилось, что за Аллеганские горы перевалило множество новых людей, понаехавших из Европы после бурь французской революции и разгромов наполеоновских войн. Эти люди потащили за собою за горы в Средний Запад первые фабрики и заводы. За много лет до тех пор изобретенная Уитни хлопкоочистительная машина только теперь выросла в заводские корпуса. По стране стучали топоры новых строек. В том, 1825-м году мир оправился уже от наполеоновских войн, возродилась мировая торговля, в Европу пошел американский хлопок, в Америку поехали европейские машины. Кончилось это просперити в 1837 году, когда затихли топоры и толпы голодных готовы были бросаться куда угодно, хоть к черту на рога.

Чертом на рогах оказалось калифорнийское золото. Это было второе просперити. Оно началось в 1849 году, и жития его было до 1857 года. Его сделали люди с волосяными ошейниками вместо бород, промывавшие золото в железных ручных тазах, те самые, которые уничтожили форт Сэттера и настроили города под названиями Виски, Копи Дикого Янки, Портвейн и Сакраменто. За железными тазами этих старателей пошли железные дороги. Люди не первых храбростей предпочли пахать землю конными плугами и жать урожаи жнейками, чтобы не рисковать на золоте и продавать свои урожаи золотоискателям втридорога. Жития этому просперити было восемь лет. Страна дымилась заводами сельскохозяйственных орудий. Паровозы железных дорог и двигатели заводоз кормились каменноугольными копями. Это просперити породило предпосылки гражданской войне. 1857 год взорвался банковскими крахами. Калифорнийское золото иссякло.