Том 5. Произведения 1856-1859 гг.

Прошло боле мсяца; наступали красные весенніе дни, на улицахъ снгъ счищали, въ полдень было ясно, не холодно и весело. —

Делесовъ выхлопоталъ себ пашпортъ за границу и съ первымъ пароходомъ сбирался хать. Въ одинъ изъ такихъ красныхъ, но еще холодныхъ весеннихъ дней онъ въ 12-томъ часу утра вышелъ на улицу. Дла его устроились хорошо, денегъ было достаточно, желудокъ въ исправности, апетитъ хорошій, солнце свтило ярко, платье, сапоги и чистая рубашка ловко, легко, пріятно сидли на тл, вс хорошія воспоминанія и счастливые планы сами собой лзли въ голову. — Онъ испытывалъ холодное самодовольство человка, удобно и изящно устроившаго свою жизнь. — Онъ сбирался сдлать нсколько прощальныхъ визитовъ, выбралъ получше извощика и похалъ. И въ саняхъ было славно, высоко и покойно сидть, народъ все попадался такой красивой и веселой, знакомые кланялись особенно привтливо и радостно.

— Право, отлично можно жить, — подумалъ онъ, — только бы не длать глупостей.

Вызжая изъ Гороховой, на правомъ тротуар онъ замтилъ совсмъ не веселую и не красивую фигуру, которая показалась ему знакома. Худая фигура съ согнутой спиной въ одномъ каричневомъ пальто и измятой шляп шла впереди его.

— Неужели это Албертъ? Онъ, онъ! дйствительно это онъ.

Албертъ, засунувъ руки въ штаны подъ пальто, надвинувъ вылзлую съ широкими полями шляпу на нечесанные засоренные волосы, на согнутыхъ ногахъ, торопливо и робко оглядываясь, шибко пробирался около самой стнки.

Делесовъ соскочилъ съ саней и побжалъ вслдъ за нимъ. Тутъ только онъ замтилъ, что два мальчишки, что-то говоря ему, бжали за Албертомъ, и что на противуположной сторон улицы извощики смялись, глядя на убгающаго и оглядывающагося Нмца. Еще не усплъ Делесовъ догнать его, какъ вдругъ Албертъ ускорилъ шаги и, отчаянно оглянувшись, повернулъ и скрылся въ отворенные ворота. <Делесову невольно вспомнилась травленая собака.>

— Вотъ такъ нарядный Нмецъ, — проговорилъ одинъ извощикъ, возвращаясь къ своимъ санямъ. —

— Принцъ! Принцъ! купи пряниковъ! — кричали мальчишки, остановившись у воротъ. Делесовъ тоже остановился и, вроятно, не увидалъ бы больше Алберта, ежели бы на середін двора не остановила его кухарка. Албертъ благодарно пожималъ за локоть улыбавшуюся кухарку и что-то живо бормоталъ ей.

— Здорово, Албертъ! — сказалъ дворникъ, несшій дрова на лстницу и остановившійся на минуту: — что давно ночевать не приходилъ?

Албертъ улыбнулся и дружелюбно закивалъ головой и дворнику.

Делесовъ незамченный подошелъ къ нему сзади.

— Здраствуйте, Господинъ Албертъ, — сказалъ онъ по-нмецки.

Албертъ оглянулся съ радостной и покорной улыбкой на лиц, но увидавъ красивое новое платье и наружность, казавшуюся ему незнакомой, онъ испугался и, что-то несвязно пробормотавъ, хотлъ уйти. Лицо Алберта было еще боле болзненно и изнуренно, чмъ мсяцъ тому назадъ, онъ видимо давно ничего не лъ и не пилъ, платье оборванно, движенья слабы. Онъ вынулъ изъ кармановъ руки, они были сизо-красны — и обими приподнялъ шляпу, съ недоумніемъ и робостью вглядываясь въ лицо Делесова.

— Я тутъ къ знакомымъ обдать иду, это ничего, — сказалъ онъ по-нмецки.

— Вы меня не узнали, а помните, съ мсяцъ тому назадъ вы пробыли у меня три дня. Какъ я радъ, что встртилъ васъ опять, — говорилъ Делесовъ. <и думалъ самъ съ собой: не позвать-ли его обдать? Нет, ршительно невозможно, онъ такъ грязенъ!> — Что вы никогда не зайдете ко мн? вотъ бы нынче вечеромъ.

Албертъ ршительно не узнавалъ его.

— Я обдать сюда иду. А вы гд живете?

Делесовъ назвалъ ему свою квартиру и снова напомнилъ себя.

— Ахъ да! — засмялся Албертъ, — помню, помню. <А что Захаръ здоровъ?> а скрипка есть у васъ и выпить <будетъ?> я хотлъ бы.

— Все будетъ, только приходите нынче вечеромъ, и выпьемъ, и повеселимся, не забудьте. —

— Хорошо, хорошо, я вамъ буду играть, а то у меня скрыпки нтъ, ничего нтъ, платья нтъ, квартиры нтъ, скверная жизнь! Скверная жизнь, — повторилъ онъ нсколько разъ и пошелъ въ глубину двора.

Онъ прошелъ нсколько шаговъ и оглянувшись снова повторилъ: скрыпки нтъ, ничего нтъ. Скверная жизнь, скверная жизнь!

Делесовъ проводилъ его глазами до черныхъ закопченныхъ дверей, въ которыхъ онъ скрылся, продолжая повторять: скверная жизнь! скверная жизнь!

— Надо было ему дать что-нибудь, — сказалъ онъ самъ себ.

— Ну все равно, вечеромъ дамъ.

Въ 7 часовъ въ этотъ день Делесовъ былъ дома, ожидая музыканта и гостей, которыхъ онъ пригласилъ нынче вечеромъ посмотрть и послушать удивительное геніальное и погибшее существо. — Въ числ гостей былъ и сынъ министра, участвовавшiй въ первомъ вечер у Анны Ивановны, и извстный знатокъ музыки Аленинъ, который на приглашеніе Делесова замтилъ, что странно бы было, чтобы былъ въ Петербург талантъ, котораго бы онъ не зналъ, модный пьянистъ французъ и старый пріятель Делесова, <бездарный> художникъ Бирюзовской, чудакъ, умная пылкая голова, энтузіастъ и большой cпорщикъ.