Том 5. Проза, рассказы, сверхповести

Еще удар один и ногу,
Руки размахом изловчась,
К столбу
Прибью
Людскому Богу.
Постой, постой, сейчас, сейчас!
Зачем трепещешь ты, как птаха,
Когда ей мальчуган
Пред тем, как голову красивую свернуть,
На темя дышит
И топорщит перья?
Он слышит? нет, не слышит!
Послушай, Бог, не балуй!
Не у знакомых ты – здесь плаха.
Ты плачешь? слушай, ты
Хороший малый,
А слезы это суеверье.
Да. Слезы это предрассудок.
Ну, вроде синих незабудок.
И красных слез я раньше не видал.
Не верю им, угрюмый сын труда я,
Что ты за нас висишь, страдая.
Опять стучат там?
Пусть басни говорят внучатам,
Что ты святой, – не верю я.
За все плачу своею кожей.
По ней гуляли раньше плети.
А говоришь: «Сын Божий»,
<Да> это худшее на свете.
Как дышит грудь! как бьются ребра!
Послушай, у меня семья есть, дети,
Я сам совсем не злой, а добрый.
Люблю смотреть восходы звезд.
Как странно, что и боги
Имеют тело, руки, ноги…
Эй, стража, дайте гвоздь! –
Широкий, черный, с круглой шляпой…
<Хотя б ты>, кровь, сюда не капай.
Зачем ты стонешь: «Боже! Боже!»
Скажу по совести, что не поможет.
Тебе здесь сутки нужно мучиться.
Я старый человек, бывалый,
И это дело мне знакомое:
Его веду я от отца.
(Ведь от отцов род смертный учится.)
А после понесу я мертвеца
И тело оберну соломою.
<Отец мой> был сутул и крив,
Лицо же в оспе… Да.
Зачем <он> жил? Зачем ты жив?
Опять зовешь ты Господа!
Бывало, в роще соловьиной
И птичий свист, и зной, и гомон,
Но над суровою холминой,
Над смерти преданной долиной
Высокий столб стоит не сломан,
И из вечерней темноты
Такой же смотрит – точно ты.
А над ним, точно в зеркале девица,
Ворон, тот, что детям снится,
Смотрит в мертвые ресницы,
И войском идут мураши!..
А гвозди хороши!
И идут жены горною тропой.
Звенели кубки.
На водопой
Летят голубки.
О жены! Те, которые внимали
Его словам о Боге и добре
И руку тихо целовали,
Всю ночь на утренней заре
Ловили нити разговоров,
Зачем же мощною кольчугой,
Броней из богомольных взоров
Любимца позднего досуга
Не скрыли от гвоздей и молота?
Уже пробудилось село.
Его снеговое чело,
Любимое тихими девами,
Одетое влагою взоров
Земле будет предано,
Червями снедано.

Улица.

Эй, зй! Хи-ха-хо!
Эй, эй! Хи-ха-хо!

Голоса.

Уши! Уши! Кому нужны уши?
Корзина отрубленных ушей!

Торговки <любовью>

Любви! Любви! Корзина любви!
Кому нужно любви?

Надпись: «Не трудящийся да не ест!»

Сестры-молнии порхают там и здесь.

Люди.

Из улицы улья
Пули, как пчелы.
Шатаются стулья.
Бледнеет веселый.
По улицам длинным, как пули полет,
Опять пулемет
Косит, метет
Пулями лиственный веник.
Гнетет
Пастухов денег.

3-й парус Смерть коня

«Верую» пели пушки и площади.

Хлещет извозчик коня,

Гроб поперек его дрог.

Образ восстанья