Просторный, провинциально обставленный зал-гостиная; у окон много зимних цветов, среди коих фуксия и уже зацветшая герань. Одно окно выходит в стеклянный коридор, идущий вдоль всего дома и кончающийся парадным крыльцом; другие четыре окна выходят на улицу — немощеную, тихую улицу, с большими садами и маленькими мещанскими домишками. Сейчас все заняты тем, что выставляют первую зимнюю раму. Собрались: сам Мацнев, Николай Андреевич, высокий, полный, красивый еще человек, со смуглым цыганским лицом; видимо, обычно носит русский костюм, но сейчас домашне и привычно распущен: красная шелковая, полурасстегнутая в вороте рубашка без пояса, широкие черные шаровары, внизу завязанные тесемочками. Вместо сапог — туфли. Ему всегда жарко. Александра Петровна, жена, добрая и всегда озабоченная. Старшая сестра Мацнева, вдова, одинокая женщина с характером — зовут все тетей Настей; и стоит и ходит, заложив руки в бока, курит. Гимназистик Вася, грязный, замусоленный, видно, что сейчас только возился в какой-то грязи; карманы оттопыриваются от бабок. Взволнован больше всех и всем лезет под ноги. Две взрослые гимназистки, семиклассницы: дочь Надя, скромная, тихая, мечтательная девушка, влюбленная в подругу, — и подруга Зоя Николаевна Пастухова. Дворник, он же и кучер Петр.
От одного окна цветы отодвинуты, и Петр, взгромоздившись на подставленный стол и тужась, тянет за веревку, продетую в кольцо на верхней перекладине рамы. Александра Петровна со страхом смотрит на раму и время от времени поднимает руки вверх, как бы готовясь принять свалившегося Петра и раму. Тетя Настя, самостоятельно заложив руки в бока, смотрит иронически. Гимназистки в стороне.
Мацнев
. Да ты тяни, а не мусоль! Ну?Петр
. Да она не падает, Николай Андреич. Боюсь, как бы веревка не оборвалась, тогда я вам таких дров наделаю. — Не идет, говорю.Александра Петровна
. Ну, конечно, оборвется. Петр, Петр!Мацнев
. Дай-ка я… Эх, ты, ворона!Тетя
Вася
. Пусть папа, — папа, полезай! Лезь, папа.Мацнев
Александра Петровна
. Да не надо, Николай Андреич. Ну, что ты собрался к вечеру рамы выставлять, еще захолодает.Вася
Тетя
. Уж оставь его, Саша: приспичило. Петр, а ты и правда на голову-то не свались, не легонький!Петр
Вася
. Папа, пусть он вожжи возьмет. Новые, они крепкие.Мацнев
. Не мешай, Васька! А и то правда: принеси-ка, Петр, вожжи. Старые возьми.Вася
. Нет, новые! Новые, Петруша, возьми.Александра Петровна
. Да не мешай ты, Вася.Петр
Вася
. Где?Надя
. Ну, и выражаешься ты, Васька.Мацнев
. Васька! Не выражайся.Вася
. А чего ж она?Мацнев
Надя
Александра Петровна
. Оставь, Николай Андреич! Вася. Я тоже без галстука. Смотрите.Надя
. А у вас уже выставлены рамы, Зоечка?Зоя
. Нет, у нас они просто как-то открываются. Николай Андреич, а правда, что сегодня очень хороший день?Мацнев
. Правда, Зоенька, правда святая. — А ну-ка, Петр! — А ты где был, Всеволод, помогай.Всеволод
. В саду яблони окапывал. Что выставлять? Можно.Вася
Александра Петровна
. Да замолчи ты, Вася, оглушил!Мацнев
. Васька! — Продел, Петр?Петр
Всеволод
. Пусти-ка, Петруша.Александра Петровна
. Не надо, Севочка, упадешь. Скажи ему, Николай Андреич!Тетя
. Теперь уже молчи, Саша. Герои! В молчании Всеволод тянет вожжи, постепенно вытягивая раму; Вася тянет также за свободный конец вожжи; все глядят вверх; Петр и Мацнев, подняв руки, поддерживают и принимают отлипшую раму.Вася