Том 5. Рассказы, очерки, фельетоны, статьи, воспоминания. Остров мира. Фронтовые корреспонденции

Надо также отметить, что совместные произведения Ильфа и Петрова, как правило, глубже, отчетливее по мысли, резче в своем актуальном звучании, чем произведения, написанные раздельно, даже если те и другие весьма близки по времени их создания или по содержанию. Достаточно сравнить фельетон Ильфа «Источник веселья» (1929) и общий фельетон писателей «Веселящаяся единица» (1932), созданные примерно на одном материале, или рассказ Е. Петрова «Долина» (1929) с текстом главы «Багдад» в «Золотом теленке».

В течение десяти лет совместной работы Ильф и Петров находились под непрерывным, сильным и всевозрастающим обоюдным влиянием. Ценное в творческих принципах, взглядах, вкусах одного непременно усваивалось другим, а то, что признавалось ненужным, фальшивым, постепенно вытравлялось. Так был создан стиль, о котором Е. Петров в своих воспоминаниях об Ильфе писал: «…стиль, который выработался у нас с Ильфом, был выражением духовных и физических особенностей нас обоих. Очевидно, когда писал Ильф отдельно от меня или я отдельно от Ильфа, мы выражали не только каждый себя, но и обоих вместе» (см. в этом томе «Из воспоминаний об Ильфе». К пятилетию со дня смерти).

На протяжении всего творчества Ильф делал записи в своих записных книжках. В них вошли черновые заметки, наброски задуманных произведений, мысли и афоризмы, которые могли бы пригодиться в работе.

Записные книжки Ильфа представляют собой обыкновенные блокноты и тетради разного формата. Есть среди них разрозненные и рассыпанные листки. Творческие записи, четко отделенные одна от другой черточкой, перемежаются с номерами телефонов и адресами, бытовыми заметками, рисунками.

Некоторые книжки не дописаны. Отложив почему-нибудь записную книжку или заведя новую (подробно об этом см. в воспоминаниях Е. Петрова), Ильф уже не возвращался к старой, не дописывал ее, но отдельные выражения и мысли, казавшиеся ему наиболее ценными, переносил в новую книжку. Так образуются в записях Ильфа повторения.

Нередко, использовав какую-нибудь запись, Ильф вычеркивал ее. Особенно много таких вычеркнутых, использованных записей встречается в книжках, относящихся ко времени работы над романом «Золотой теленок».

В некоторых книжках, главным образом связанных с путешествиями, записи приобретают дневниковый характер.

Записывал Ильф не только придуманное, но и услышанное или прочитанное. В 1926 году он вырезал из газеты объявление ресторана «Фантазия», «единственного ресторана, где кормят вкусно и дешево», а потом перенес заметку в свою записную книжку (газетная вырезка хранится в ЦГАЛИ, 1821, 190)[4]. Товарищ Ильфа и Петрова по «Гудку» М. Л. Штих посоветовал им взять псевдоним Пополамов, раз уж они пишут «пополам». Псевдоним этот не был использован, но в записную книжку Ильфа попал. Записывал Ильф слова и афоризмы, общеупотребительные в кругу его и Петрова товарищей. «Я пришел к вам как мужчина к мужчине» – по свидетельству М. Л. Штиха, в «Гудке» это было распространенное выражение, повторение реплики, которую всерьез произнес один из сотрудников, пытаясь вымолить у редактора не положенный ему аванс.

В одной из книжек Ильф записал: «Мы возвращаемся назад и видим идущего с прогулки Борю в коротком пальто… Он торопится к себе на второй этаж рисовать „сапоги“».

В своих воспоминаниях об Ильфе и Петрове Борис Ефимов так рассказывает об этом эпизоде:

«В этой не очень понятной для читателя записи речь идет обо мне. Дело в том, что я поставил себе ежедневный „урок“ – не менее пяти рисунков. А так как почти в каждой карикатуре антифашистского альбома неизбежно фигурировали штурмовики или эсэсовцы, то мне приходилось на протяжении рабочего дня рисовать не менее десятка пар сапог.

Ильф был в курсе дела и каждое утро в столовой за завтраком не забывал вежливо спросить:

– Сколько пар сапог выдано вчера на-гора, Боря?» (журн. «Москва», 1961, № 1, стр. 197).

Многие записи представляют собой законченные художественные миниатюры. Они раскрывают перед нами внутренний мир художника. Поэтому, впервые собранные и опубликованные после смерти Ильфа в 1939 году с предисловием Е. Петрова, они были восприняты читателем как своеобразное и до того не известное произведение Ильфа.

Смерть И. Ильфа была для Е. Петрова глубокой травмой, и личной и творческой. С потерей друга он так и не примирился до последнего дня своей жизни. Но творческий кризис преодолевал с упорством и настойчивостью человека большой души и большого таланта.

Заканчивать в одиночку начатое вместе с Ильфом оказалось невозможным, хотя незадолго до смерти Ильфа соавторы уже попробовали работать врозь-над «Одноэтажной Америкой». Но тогда, работая в разных концах Москвы и даже видясь не каждый день, писатели продолжали жить общей творческой жизнью. Каждая мысль была плодом взаимных споров и обсуждений, каждому образу, каждой реплике предстояло пройти суд товарища. Со смертью Ильфа писателя «Ильфа и Петрова» не стало.