Вы спрашиваете, что же такое особенное могло случиться при возникновении этой рыбной ловли? Дело, как всем известно, безопасное и для себя и для других и никакими тяжелыми последствиями не грозит. Но так, конечно, может спрашивать человек, не имеющий ни малейшего понятия о наших мальчишках.
Еще не занялась заря того дня, когда должна была начаться ловля, как село наше проснулось от шума, крика, свиста и перебранки на берегу пруда. Похоже, что там иногда даже таскали друг друга за волосы и, заметьте, при совершенно несоответствующей обстановке. Представьте себе, – небо еще только чуть-чуть синеет, звезды еще горят во всей своей силе над землей, с лесных болот тянет таким сладким запахом багульника, что от него кружится голова, ни одна птица еще не пропела, а на пруду стоит такой гвалт, будто горит вся земля. Вот какой был азарт! Стоит одному какому-нибудь мальчишке вытащить карпа, как подымались всеобщий крик и толкотня. Случались, понятно, и драки из-за лучшего места.
Вот тут-то и получилась для деда Петро самая горячая работа. И мальчишек разнимать, и следить, чтобы только седьмую рыбу каждый брал себе, а не шестую и даже пятую.
Как только дед Петро поспевал углядеть, как у кого клюет и кто сколько вытащил карпов при таком столпотворении, – это даже удивительно! И как это он успевал ковылять на своей деревяшке от одного до другого, – тоже непонятно!
Забыл я вам сказать, что дед Петро еще с давней японской войны стал инвалидом. В бою под Вафангоу потерял он ногу и с той поры ходил на деревяшке.
Дед Петро завел для мальчишек строгие правила. Первое правило – не брехать насчет того, сколько поймал рыбы, не увиливать. Второе правило – не заводить драк и скандалов и третье правило – не дуть пойманным карпам в рот и не тащить их, кстати, из воды через голову, а подольше вываживать на кругах.
Две недели шла разрешенная ловля. И за эти две недели столько наслушались в нашем колхозе мальчишеского хвастовства, что головы у людей просто гудели. Но зато и улов был богатый!
После ловли так тихо стало в селе, что кое-кто даже начал жалеть о недавнем буйном времени. А я, признаюсь вам, не жалел. Проснешься до света, лежишь и ждешь, пока запоют петухи. Звезды дрожат за окнами, в печке что-то потрескивает, пахнет сухой мятой и так на сердце спокойно, так тихо, что, кажется, век бы жил и жил и думал хорошие думы.
Ну, это я заболтался. Да еще про такую старую историю с карпами. Я давно за собой заметил, что с возрастом болтаю вроде как больше, чем требуется, и опять же – болтаю с длительным, так сказать, подходом. Вот и сейчас. Начал я разговор про таинственный сундук, а занесло меня к карпам. Ежели вы не устали, так вернемся к этому сундуку. Но, чтобы все было понятно про сундук, надо вам сказать, что наши места всегда славились своими кормовыми травами и сеном.
Как зацветут у нас луга, как затихнут воды, как закричат дергачи да ударят к вечеру по-над теми лугами и речками перепела и соловьи, – так вы только молчите, смотрите и слушайте. Другой раз, может, такой красоты вы никогда и не увидите.
И почему это так повелось думать, что наше украинское Полесье – это одна сырость да туман, – не понимаю.
Да, так надо же кончить эту историю с дедом Петро. Он по инвалидности своей полномерно работать, конечно, не мог, а до работы был жадный. Беспокойный был к работе человек и на все имел особое мнение. В этом ничего удивительного нет. На то и старый человек, чтобы по опытности своей кое о чем иметь свое самостоятельное мнение.
После дела с карпами назначили деда Петро сторожить луга. Дали ему смирного коня, и объезжал он на нем луга, присматривал, чтобы те же самые мальчишки, а заодно с ними и девчата не вытаптывали и не мяли траву.
В лугах у нас много клубники и щавеля, а это для детей – самая большая приманка. А то, бывает, среди детей запутается еще какая-нибудь старуха, собирает свои лечебные травы от тридцати трех болезней и от трясовицы.
Было у нас давнее распоряжение по всем колхозам страны косить луга рано, чтобы успела еще отрасти отава для второго сбора. И чтобы сенокос не совпал с уборкой хлебов – самым горячим летним временем для колхозников. Раз есть такое распоряжение, мы и косим луга из года в год раным-рано. И из года в год замечаем, что начинают лысеть наши луга и сена мы собираем все меньше и меньше. Но за другими делами как-то это идет у нас без большого внимания.
И вот приходит один раз дед Петро к председателю нашего колхоза и говорит:
– Долго вы еще будете губить траву? Разума у вас своего нету или что! Она еще и метелок не выбрасывала, а вы ее всю косите. Это все, – говорит, – от дурости вашей, оттого, что много начали об себе понимать.
Ну, конечно, председатель, хотя и сам видит, что с лугами у нас дело поганое, однако стоит на своей позиции.
– Не крути, – говорит он деду Петро, – ты мне голову. У меня и без тебя мороки, как маковых зерен в мешке. Начальству лучше знать, когда косить.