Читаем Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска полностью

— Слава Богу! — он облегченно вздохнул. — Тоща это будет скорее формальность. Мы уладим это потом. Что же до ваших последних слов, то — я их не слышал, вот что я вам скажу. Было бы очень печально, если бы каждый нервный срыв ценного работника задевал... мог бы меня задеть. Это было бы мне плохой аттестацией — значит, я зря занимаю это место! — стукнул он кулаком по столу. — Вы не верите в мое дружелюбие. И в самом деле — чего ради мне вас любить? За что? Мы почти незнакомы, и вообще... — Он развел руками. — Но это не так. Внимательно следите за тем, что я скажу: я не только чиновник, отвратительный бюрократ, зарывшийся в эти бумаги, — он врезал по ним кулаком: они заходили волнами, зашелестели. — Я, и это прежде всего, — конечная станция, я — тот порт, из которого наши лучшие люди выходят — туда. Ну, и не мне говорить вам, избранному для Особой Миссии, что их там ждет... Итак, хотя я вас, понятно, не знаю, хотя мы не встречались частным образом, все же я знаю, верю, основываясь на этом избрании (ведь Миссию не поручат кому попало), что вы заслуживаете уважения, доверия, доброжелательности, тем более что не по личным причинам вы будете на неизвестное время этого лишены, мало того' — подвержены смертельным опасностям... Да я был бы последней канальей, если бы, зная все это, не старался по мере сил помочь вам — не только по части профессиональных, служебных обязанностей, но и в любом отношении, в любом вопросе! Вас возмущает, что я не помню содержания инструкции? Может, и справедливо.

Память у меня (независимо от массы дел, которыми я завален) и впрямь никудышная. Но начальники, надо думать, за это на меня не в обиде —.ведь в нашем деле нехорошо помнить слишком много. Допустим, вы отправились с Миссией, а я, совершенно случайно, во сне, по рассеянности, по ошибке, выболтал какую-нибудь подробность, казалось бы, пустяковую, которая, будучи передана по тайным каналам туда, приведет к вашей гибели. Гибели, вы понимаете?! Так не лучше ли, чтобы я, вместо того чтобы неустанно следить за собой (что я и так делаю), и в самом деле раз навсегда обо всем забыл?! Ведь, вы уж простите, не каждый в конце концов теряет столь важную, столь первостепенную вещь, как инструкция, и вряд ли можно требовать, чтобы я заранее готовился к этому... Итак, прошу на меня не обижаться. Дисциплинарное расследование мы начнем; это само по себе, а вам надо прежде всего избавиться от необоснованных подозрений...

— Хорошо, — сказал я, — я вас понимаю. Во всяком случае, стараюсь понять. Но что же с инструкцией? Ведь где-то должны быть оригиналы!

— Безусловно! — ответил он, привычным жестом отбрасывая со лба светлые пряди. — Безусловно, они существуют — в сейфе у главнокомандующего. Но чтобы до них добраться, нужно специальное разрешение — вам, надеюсь, понятно. На месте этого уладить нельзя. Долго ждать не придется, — поспешно добавил он, словно желая рассеять мою тревогу.

— А это мне можно оставить — то есть вручить вам? — спросил я, кладя на стол папку, которую вытащил из своих бумаг.

— Что это?

— Я же вам говорил. Папка, которую мне подложили.

— Вы опять за свое! — Он покачал головой. — Кто знает, — пробормотал он себе под нос, — не должен ли я направить вас в Медицинский отдел...

С этими словами он развязал тесемки и бросил взгляд на оба лежавшие сверху, сшитые белой ниткой листа. С минуту он разглядывал их с особым выражением на лице.

— Пфи... пфи... — фыркнул он и поднял на меня светлые глаза. — Вы разрешите мне на минутку выйти? Буквально на четверть минуты...

Я не стал возражать, тем более что он забирал компрометирующий меня документ. Он вышел в соседнюю комнату, даже не закрыв дверь; я слышал, как он двигает стул, затем наступила тишина, нарушаемая лишь еле слышным поскрипываньем. Я встал и медленно подошел к приоткрытой двери.

Эрмс сидел спиной ко мне, за маленьким письменным столом, на котором горела настольная лампа, и с величайшей сосредоточенностью водил карандашом по чистому листу, срисовывая с моего листа, лежавшего тут же, план Здания. Не веря своим глазам, я переступил через порог. Пол заскрипел. Эрмс обернулся, увидел меня в дверях — и дрожь, пробежавшая по его лицу, разлилась в добродушную улыбку.

— Готово, — сказал он, вставая. — Я не хотел показаться невежливым и делать что-то при вас — вот почему...

Срисованный план он с какой-то показной небрежностью бросил на стол; скользнув по гладкой столешнице, тот застыл на самом ее конце, свешиваясь над полом; Эрмс направился ко мне с оригиналом в руках.

— Но ведь это должно было остаться у вас, — пробормотал я, все еще не зная, как понимать увиденное.

— А что бы я с этой находкой делал? Сдайте ее в Секцию поступлений Журнала входящей и исходящей корреспонденции — все равно вам туда идти, чтобы запротоколировать утерю инструкции. Если бы не требовалось ваше присутствие, я, конечно, все уладил бы сам...

Мы вернулись в кабинет и уселись друг против друга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Лем, Станислав. Собрание сочинений в 10 томах

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Жизнь за жильё. Книга вторая
Жизнь за жильё. Книга вторая

Холодное лето 1994 года. Засекреченный сотрудник уголовного розыска внедряется в бокситогорскую преступную группировку. Лейтенант милиции решает захватить с помощью бандитов новые торговые точки в Питере, а затем кинуть братву под жернова правосудия и вместе с друзьями занять освободившееся место под солнцем.Возникает конфликт интересов, в который втягивается тамбовская группировка. Вскоре в городе появляется мощное охранное предприятие, которое станет известным, как «ментовская крыша»…События и имена придуманы автором, некоторые вещи приукрашены, некоторые преувеличены. Бокситогорск — прекрасный тихий городок Ленинградской области.И многое хорошее из воспоминаний детства и юности «лихих 90-х» поможет нам сегодня найти опору в свалившейся вдруг социальной депрессии экономического кризиса эпохи коронавируса…

Роман Тагиров

Современная русская и зарубежная проза