Том 5. Век гигантов

После кровопролитного боя, осложненного к тому же перевязкой, естественно было желание подкрепиться, тем более, что первобытные воины сражались на голодный желудок. Скальпель, окончив медицинские упражнения, встал и, справедливо считая себя в центре внимания, сделал радушный жест, разрешающий всем поместиться вокруг туш быка и львов. Но дикари поняли это по-своему. С воинственными криками они устремились на бездыханных хищников, пропустив вперед азнаръов – людей с ножами. Мясо быка, уже лежалое, отошло на задний план, тонкое чутье первобытников предпочло ему свежие туши пещерных львов. Азнаръы живо и ловко содрали с них шкуры, мясо раскромсали на длинные ломти, и, прежде чем Скальпель успел запротестовать, дикари жадно и вкусно закусывали, уснащая лицо, грудь и руки кровью. Впрочем, и друзьям были преподнесены два солидных ломтя, но они передали их Эрти, вылезшему из-под камня, где он благоразумно укрывался во все время боя и перевязки. Эрти отнес мясо очнувшейся собаке.

– Они, очевидно, еще не знакомы с огнем, – сделал вывод ученый медик, с грустью поглядывая на чавкавшие шумно рты. – Смотрите, как рвут и уплетают… словно пирожное от бывшего Филиппова…

– Мы им сейчас продемонстрируем, как едят культурные люди, – успокоил его Николка.

При помощи кремня и железного колчедана он на глазах остолбеневших и поэтому переставших чавкать дикарей высек огонь. В качестве трута ему служили высушенные и слегка обугленные древесные опилки. Эрти, отвыкший, за время своего пребывания с друзьями, есть сырое мясо, принес хворосту и дров, приготовленных Николкой загодя. Веселый огонек вспыхнул и пошел плясать с сучка на сучок… Дикари опустили державшие мясо руки…

Огонь, как стихийное явление, падающий с неба, уничтожающий степи и леса и делающий мясо погибших в нем животных особенно мягким и вкусным; мерцающие угольки, в которых прячется заснувший огонь, и призрачные искорки, рождающиеся от удара кремня о кремень, конечно, были им знакомы. Но чтобы эти искорки ловить сухими опилками и претворять их в веселое пламя, растущее по воле людей, до этого мозг первобытников еще не дошел, это было невиданно и поразительно. Дикари вскочили на ноги, забыв о завтраке. Они хотели бежать: внутреннему зрению их уже представилось, как из невинно-веселого пламени выросло бушующее море всепожирающего огня, как валятся с грохотом стосаженные деревья, огненными брызгами раздирая черные завесы дыма; как ошалевшее зверье – большое и малое, кроткое и хищное – с воплями предсмертной тоски мечется агонически и в слепом ужасе кидается в самую гущу пекла… Они хотели бежать к спасительной линии воды, к «ръкхе», из опыта тысячелетия зная, что ръкха это тот единственный предел, через который страшному огню запрещено переходить[11]. Бежать!. Бежать!..

Но – огонь остановился в росте. И коричневокожие человечки около него не обнаруживают ни малейшего страха – они обыденно спокойны и… усмехаются; они заняты каким-то чудодейством. На две тонкие и длинные палочки, по цвету своему похожие на железный топор, были нанизаны один за другим ломтики мяса, и палочки, укрепленные на рогульках, помещены над огнем… В воздухе запахло погибшим во время лесного пожара животным… Дикари испуганно застреляли глазами вокруг не подкрадывается ли к ним коварный огонь? Никто не подкрадывался, лишь нагулявшийся мастодонт вернулся домой в сопровождении собачьей стаи, да в углу двора мирно пожевывали сено подружившиеся конь и олень.

Тревожное молчание нарушил Мъмэм – предводитель. Он не обратился к своим воинам и не обратился к человечкам, он спросил мастодонта на языке животных:

– Огонь – страшно?

– Пустяки, – флегматично отвечал серый гигант, – огонь – ручной…

Тогда краснокожие, по знаку предводителя, чинно уселись в круг и с глубокой мыслью на лице стали наблюдать за костром, за палочками, за скорчившимися ломтиками мяса и за действиями человечков. От ворот наблюдали за тем же их четвероногие друзья.

Очень вкусно пахло жареным; аппетитный сок каплями падал в костер, шипел и улетучивался. Мъмэм, ближе всех сидевший к огню, глянул вопросительно на медика и на Николку, протянул топор под капающий сок и снова взглянул. Те молчали: пускай исследует. Золотистый сок образовал лужицу на металле. Мъмэм хотел вынуть топор из огня, в это время ломтик мяса упал с вертела в лужицу. Мъмэм, ухмыльнувшись, вынул топор, положил его на песок и склонился над ним, жадно вдыхая носом аромат жареного.

– Вах! – молвил он с блестящими от удовольствия глазами.

Затем он осторожно коснулся насквозь пропеченного ломтика – ломтик куснул его за пальцы… Дикарь отдернул руку и обругал жареное мясо «вонючей мышью», так и сказал – «какка мушь!».

– Айе! – Аххо! – Хуу! – застонала краснокожая братия – с удивлением, негодованием и гневом, будто ломтик каждого из них тяпнул за пальцы. С угрозой вскочили на ноги громадные псы.