Том 5

Итак, обвиняемые предстали перед антверпенскими присяжными, перед избранной частью тех фламандских пивных душ, которым одинаково чужды как пафос французского политического самопожертвования, так и спокойная уверенность величавого английского материализма, предстали перед торговцами треской, которые всю свою жизнь прозябают в самом мелочном мещанском утилитаризме, в самой мелкотравчатой, ужасающей погоне за барышом. Великий Баве знал, с кем имеет дело, и апеллировал к страху этих людей.

В самом деле, разве в Антверпене видели когда-нибудь республиканца? А теперь тридцать два таких чудовища стояли перед испуганными антверпенцами; и дрожащие присяжные вкупе с премудрыми судьями предали семнадцать обвиняемых милосердию 86-й и последующих статей Code penal^{144}, т. е. смерти!

И во времена террора 1793 года бывали расправы под видом судебных процессов, выносились приговоры, в основе которых лежали не те факты, которые приводились официально. Но процесса, полного такой грубой, бесстыдной лжи, такой ослепленной пристрастием ненависти, никогда не проводил даже фанатик Фукье-Тенвиль. А разве Бельгия охвачена гражданской войной? Разве половина Европы стоит у ее границ, находясь в заговоре с мятежниками, как это было во Франции в 1793 году? Разве отечество в опасности? Разве в короне появилась трещина? — Напротив, никто не собирается порабощать Бельгию, и премудрый Леопольд до сих пор ежедневно ездит без эскорта из Лакена в Брюссель и из Брюсселя в Лакен.

Что такого сделал Меллине, старик 81 года, чтобы присяжные заседатели и судьи могли приговорить его к смерти? Старый солдат французской республики спас в 1831 г. последние остатки бельгийской чести. Он освободил Антверпен, и за это Антверпен приговаривает его к смерти! Вся его вина состояла в том, что он защищал от нападок официальной бельгийской печати своего старого друга Беккера и не переставал относиться к нему дружески, когда тот занимался конспиративной деятельностью в Париже. К заговору Меллине не имел ни малейшего отношения. И за это его без дальних околичностей приговаривают к смерти.

А Баллен! Он был другом Меллине, он его часто навещал, его видели в кафе вместе с Тедеско — достаточное основание, чтобы приговорить его к смерти.

И, наконец, Тедеско! Разве он не был членом немецкого Рабочего союза, разве он не был связан с людьми, которым бельгийская полиция подбросила бутафорские кинжалы? Разве его не видели в кафе вместе с Балленом? Дело доказано — Тедеско спровоцировал битву народов при Рискон-Ту, на эшафот его!

И тоже самое с другими.

Мы гордимся правом называть себя друзьями многих из этих «заговорщиков», которые были приговорены к смерти только потому, что они являются демократами. И если продажная бельгийская печать обливает их грязью, то мы, по крайней мере, заступимся за их честь пред лицом немецкой демократии. Если их родина отрекается от них, то мы признаем их своими!

Когда председатель огласил вынесенный им смертный приговор, они воскликнули с энтузиазмом: «Да здравствует республика!» В продолжение всего процесса, а также и во время оглашения приговора они держали себя с истинно революционной непоколебимостью.

А теперь послушаем, что говорит жалкая бельгийская печать:

«Приговор», — пишет «Journal d'Anvers», — «произвел в городе не больше сенсации, чем весь процесс, который не вызвал почти никакого интереса. Только среди трудящихся классов» (читай: среди люмпен-пролетариата) «можно заметить враждебные чувства по отношению к паладинам республики; остальное население совсем не обращало внимания на процесс; для него эта попытка вызвать революцию, кажется, не перестает быть смехотворной даже после вынесения смертного приговора; к тому же никто не верит, что этот приговор будет приведен в исполнение».

Конечно, если бы антверпенцам было уготовлено интересное зрелище гильотинирования семнадцати республиканцев во главе со спасителем Антверпена, старым Меллине, тогда бы уж они заинтересовались процессом!

Словно не в том именно и состоит зверство бельгийского правительства, бельгийских присяжных и бельгийского суда, что они играют со смертными приговорами!

«Правительство», — пишет «Liberal Liegeois», — «хотело показать свою силу, но оно сумело проявить только зверство».

Впрочем, таков уж был всегда удел фламандской нации.

Написано Ф. Энгельсом 2 сентября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 93, 3 сентября 1848 г.

Перевод с немецкого

МАРКС И ПРУССКОЕ ПОДДАНСТВО [229]

Кёльн, 4 сентября. У главного редактора «Neue Rheinische Zeitung» Карла Маркса, как мы уже ранее упоминали^{145}, возник конфликт из-за прусского подданства. Это обстоятельство является новым показателем того, к каким мерам прибегают, чтобы обманным путем свести на нет данные в марте обещания. Каковы обстоятельства дела, видно из следующего документа, который Маркс направил министру внутренних дел г-ну Кюльветтеру:

Господин министр!