Том 5

По поводу этой части речи Тьера сделаем поэтому еще только одно замечание. Высказываясь против мобилизации земельной собственности и восхваляя, с другой стороны, английские отношения, Тьер забывает, что в Англии сельское хозяйство в огромной степени обладает как раз тем преимуществом, что оно ведется на фабричный лад и что земельная рента, т. е. земельная собственность, является там такой же мобильной, находящейся в обращении биржевой бумагой, как и всякая другая. Ведение сельского хозяйства на фабричный лад, т. е. ведение последнего по образцу крупной промышленности, со своей стороны, обусловливает мобилизацию земельной собственности, ее способность стать предметом беспрепятственного торгового обмена.

Вторая часть речи г-на Тьера состоит из нападок на бумажные деньги вообще. Он называет выпуск бумажных денег выпуском фальшивой монеты. Г-н Тьер открывает нам ту великую истину, что, когда выбрасывают на рынок слишком большую массу средств обращения, т. е. денег, тем самым обесценивают эти деньги, стало быть, обманывают вдвойне: и частных лиц и государство. Это-де в особенности относится к ипотечным банкам.

Все это — такие открытия, которые можно найти в самых плохоньких катехизисах политической экономии.

Надо различать следующее. Ясно, что, увеличивая произвольно количество денег — бумажных или металлических, мы не увеличиваем производства, следовательно, действительного богатства. Так же точно, удваивая в карточной игре число фишек, мы не удваиваем этим числа взяток.

С другой стороны, столь же ясно, что если недостаток фишек, средств обмена, денег мешает развитию производства, то всякое увеличение средств обмена, всякое уменьшение трудности в приобретении средств обмена, означает вместе с тем и увеличение производства. Этой потребности производства обязаны своим происхождением векселя, банки и т. д. В таком же смысле и ипотечные банки могут способствовать подъему сельского хозяйства.

Но г-н Тьер борется вовсе не за металлические деньги против бумажных. Он сам слишком много играл на бирже, чтобы находиться в плену старых меркантилистских предрассудков. В действительности он борется против того, чтобы кредит регулировался обществом в лице государства вместо регулирования его монополией. Первым шагом к регулированию кредита в общих интересах общества являлось именно предложение Тюрка о всеобщем ипотечном банке, бумаги которого имели бы принудительный курс, — как бы мало ни значило это предложение, если его взять само по себе.

Написано К. Марксом 13 октября 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 116, 14 октября 1848 г.

Перевод с немецкого

«FRANKFURTER OBERPOSTAMTS-ZEITUNG» И ВЕНСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Кёльн, 18 октября.

«Германия находится во власти странного рока. Когда, казалось бы, настал момент, позволяющий приступить к восстановлению общего отечества, и благодарный взор в ответ на это обращается к небу, тогда грозовые тучи, которые все еще висят над Европой, разражаются новыми мощными громовыми ударами и заставляют дрожать руки людей, посвятивших себя делу разработки германской конституции. Такой громовой удар мы снова только что пережили в Вене!»

Так жалуется «Moniteur» имперского регентства — «Frankfurter Oberpostamts-Zeitung». Эта достойная газета, последний редактор которой^{159} красовался в списке платных креатур Гизо, на миг приняла свое положение au serieux^{160}. Центральная власть с ее парламентским обрамлением, франкфуртским собором, представилась ей действительно серьезной властью. Вместо того чтобы непосредственно отдавать подданным свои контрреволюционные приказы, тридцать восемь немецких правительств заставили центральную власть во Франкфурте повелевать им выполнять их же собственные решения. Все шло наилучшим образом, как во время майнцкой следственной комиссии [Immediat-Kommission][260]. Центральная власть могла воображать, что она действительно является властью, а ее «Moniteur» мог воображать, что он действительно «Moniteur». «Возблагодарите все господа, воздев руки к небу», — пел он.

И вот мы «переживаем» громовой удар из Вены. «Руки» наших Ликургов «дрожат», несмотря на армию остроконечных шлемов, представляющих собой такое же множество громоотводов революции; несмотря на декреты, по которым критика черно-красно-золотых личностей и их gesta^{161} подлежит наказанию как уголовное преступление[261]; несмотря на энергичные фразы таких гигантских фигур, как Шмерлинг, Моль и Гагерн. Снова раздается рычание революционного чудовища — и во Франкфурте «дрожат». «Frankfurter Oberpostamts-Zeitung» в испуге вынуждена прервать свою благодарственную молитву. — Трагически негодует она на железный рок.