Карла Маркса никак нельзя было прямо «конституировать» в качестве государственного изменника, даже если бы перепечатка газетой революционных фактов или прокламаций являлась с ее стороны актом государственной измены. Прежде всего привлекли бы к ответственности того, кто подписывает газету, особенно в данном случае, когда упомянутый документ помещен под чертой. Что же оставалось делать? Одна идея порождает другую. Карла Маркса можно было привлечь к ответственности по статье 6 °Code penal в качестве соучастника преступления, якобы совершенного ответственным издателем. Его можно, если захотеть, привлечь к ответственности и как сообщника в напечатании любого объявления, хотя бы оно появилось даже в «Kolnische Zeitung». И вот Карл Маркс получил от судебного следователя приказ явиться, явился и был допрошен. Наборщики, насколько нам известно, были вызваны в качестве свидетелей, корректор был вызван в качестве свидетеля, владелец типографии был вызван в качестве свидетеля. И, наконец, в качестве свидетеля был вызван ответственный издатель [Gerant]{170}. Последний вызов нам непонятен.
Неужто мнимый автор должен давать показания против своего сообщника?
Для полноты нашего повествования укажем, что в помещении редакции «Neue Rheinische Zeitung» был произведен обыск.
Геккер, государственный прокурор, перещеголял Геккера-республиканца. Один совершает мятежные деяния и выпускает мятежные прокламации. Другой, наперекор всему, вычеркивает совершившиеся факты из летописей современной истории, из газет. Он делает бывшее небывшим. Если «дурная печать» опубликовывает революционные факты и прокламации, то она является государственной изменницей вдвойне. Она моральная соучастница преступлений: она сообщает о мятежных деяниях только потому, что она внутренне радуется им. И она соучастница в обыкновенном юридическом смысле слова: сообщая факты, она распространяет их, а распространяя их, она становится орудием мятежа. Она оказывается поэтому «конституированной» как в том, так и в другом смысле и пожинает, таким образом, плоды этого «конституирования». За «хорошей» же печатью, напротив, останется монополия сообщать или не сообщать революционные документы и факты, искажать их или не искажать. Радецкий применил эту теорию на практике, воспретив миланским газетам сообщать факты и прокламации из Вены. А «Миланская газета»[266] преподнесла публике вместо большой венской «революции» специально сочиненный Радецким маленький венский бунт. Тем не менее ходят слухи, что в Милане все-таки вспыхнуло восстание.
Г-н Геккер — государственный прокурор — является, как всем известно, сотрудником «Neue Rheinische Zeitung»{171}. Как нашему сотруднику, мы прощаем ему многое, только не грех против нечестивого «духа» нашей газеты. А он совершает именно такой грех, превращая с неслыханным для сотрудника «Neue Rheinische Zeitung» отсутствием критического чутья прокламацию Геккера-эмигранта в прокламацию «Neue Rheinische Zeitung». Фридрих Геккер относится к движению патетически, «Neue Rheinische Zeitung» относится к нему критически. Фридрих Геккер возлагает все надежды на магическое действие отдельных личностей. Мы возлагаем все надежды на конфликты, вытекающие из экономических отношений. Фридрих Геккер уезжает в Соединенные Штаты, чтобы изучать там «республику». «Neue Rheinische Zeitung» находит в грандиозной классовой борьбе внутри Французской республики более интересный предмет для изучения, чем в такой республике, где на Западе классовой борьбы еще нет совсем, а на Востоке она развертывается пока лишь в старой, бесшумной английской форме. Для Фридриха Геккера социальные вопросы вытекают из политических боев, для «Neue Rheinische Zeitung» политические бои суть только формы проявления социальных конфликтов. Фридрих Геккер мог бы быть хорошим трехцветным республиканцем. Настоящая оппозиция «Neue Rheinische Zeitung» начнется только при трехцветной республике.
Как могла бы, например, «Neue Rheinische Zeitung», не отрекаясь целиком от своего прошлого, обратиться к немецкому народу с таким призывом:
«Объединяйтесь вокруг таких людей, которые высоко держат и верно хранят знамя народного суверенитета, вокруг крайних левых во Франкфурте-на-Майне; помогайте словом и делом мужественным вождям республиканского восстания».